Пыхтя после длинного монолога, он добавил в заварку две сухие веточки и залил всё это кипятком. Регина молча следила, как чай набирает цвет: густой, темный, похожий на сумерки в тропиках. В таком чае можно было заблудиться. В одиночку, вшестером, как угодно; войти и не выйти.
«Он похож не только на Монтелье. Он похож еще и на комиссара Фрейрена, этот седой великан. Да-да, зажать в угол, бросок через плечо – и на болевой. Провокация в обертке радушия. Игра кошки с мышкой. „Агрессивность – это плюс,“ – говорил комиссар. „Насилие – это инструмент,“ – говорит Тераучи Оэ. Я чувствую, что злюсь, и не вижу в этом ни плюса, ни инструмента. Наш разговор похож на абсурдистскую пьесу…»
– Хотите встать и уйти? – эхом прозвучал голос Тераучи.
– Нет.
– Хотите о чем-то спросить меня?
– Да. Перед отлетом на Сякко я запросила гипнокурс вашего языка. Мне отказали. Ответили, что сякконский не изучается под гипнозом. Это правда?
– Правда. Сякконский изучается только обычным путем. Лингвисты так и не нашли объяснения этому феномену. Но у вас есть еще одна возможность освоить наш язык.
– Какая?
– Пейте! – вместо ответа приказал старик.
Струя сумерек хлынула в чашку. Странный запах разнесся по павильону Шести Сомнений – свежий, острый, возбуждающий. Регина сделала глоточек, затем – второй. Спроси у нее кто-нибудь: «Каков вкус у чая Тераучи?» – она бы затруднилась ответить. Сладкий, горький, кислый; пряный, терпкий… Что-то случилось со словами. Они утратили смысл.
– Это ваш чай, – с нажимом сказал старик. – Пейте до конца.
Регина послушно допила чашку до конца. Медленно-медленно, стараясь не обжечь язык, потому что чай был очень горячий. Тераучи Оэ ждал: большой, неподвижный. Регина сперва решила, что он ждет чуда. Вот сейчас глупая лар-ги допьет волшебный напиток, и ей откроется сякконский язык во всей полноте, до последней идиомы…
Ничего не открылось.
Она по-прежнему не знала сякконского.
– Когда вы станете «шестеренкой», – утешил ее Тераучи, – вы узнаете наш язык. Сразу и навсегда. Этому феномену тоже нет объяснения. Некоторые считают, что язык Сякко – праязык телепатов. По-моему, чушь.
– Гюйс говорил с рикшей по-сякконски…
Тень накрыла лицо Тераучи:
– Гюйс учил сякконский, как все. Я имею в виду: как все обычные люди. Он не стал «шестеренкой». Иногда я думаю, что это моя вина… Еще чаю? Вашего чаю?
– Да.
«Гюйс. Фердинанд Гюйс – учитель, насмешник, бабник. Верный защитник. Элегантный ловелас. Виконт синцименики. Сколько раз тебе предлагали кафедру? Высокий титул? Ты неизменно отказывался, не желая покидать „Лебедь“. Летал на симпозиумы, спорил с академиками – и возвращался на берег Земляничного озера. Однажды ты сменишь директрису Хокман на ее посту, возглавив интернат. Каково тебе было учить сякконский, Фердинанд Гюйс, зная, что цель, требующая стольких усилий – в шаге от тебя, и тебе не суждено сделать этот шаг…»
– Последнее, – Тераучи начал вставать, чем привел Регину в полный восторг. Процесс был грандиозней вспышки сверхновой. – Представьте себе, что гусенка с рождения выращивали в кувшине. Он вырос в огромного гуся, заполнив весь кувшин. Как освободить гуся, не разбивая кувшин?
– Понятия не имею, – честно ответила Регина.
– Когда узнаете, приходите. В любое время.
И Тераучи Оэ покинул павильон Шести Сомнений.
«Он псих, – Регина глядела вслед старику. После ухода Тераучи она надеялась допить чай, оставшийся в заварнике. Словно это могло чем-то помочь. – Точно, он псих. А я – гусь. Сижу в кувшине, голова наружу. Нельзя даже в сторонку отойти, спрятаться, избавиться от чужого присутствия. Общежитие, столовая, душевая… Кажется, я знаю ответ. Гусю надо срочно брать билет до Ларгитаса. Иначе начинят яблоками – и привет, дурдом. В конце концов, анестезиолог – чудесная профессия…»
Чай слегка горчил. Перестоял, что ли?
IV
Ужин прошел в теплой дружественной обстановке. В смысле, все сидят рядом, локоть к локтю, и молча жуют; а ноги быстро затекают и скоро отвалятся. Как ни странно, отсутствие застольных разговоров сейчас вполне устраивало Регину. Из головы не шла беседа с великаном Тераучи, а главное, дурацкий гусь в кувшине.
И как прикажете его оттуда извлекать?
Она даже не заметила, что взяла на ужин. И на вкус внимания не обратила. Кусочки снеди раз за разом шлепались обратно в плошку; Регина, занятая спасением гуся, машинально брала их палочками по-новой и совала в рот, иногда промахиваясь.
– До полуночи – свобода! – радуясь, возвестила Юсико, едва они вышли из столовой. – Съездим в город?
Регина взглянула на браслет-татуировку. Половина седьмого. Конец лета, темнеет поздно – впереди куча времени. Да и ночной город хорошо бы посмотреть…
Тоненько запиликал сигнал вызова.
– Ой, извини! Совсем забыла. Это Линда с Гюйсом, мои друзья. Я обещала с ними встретиться после ужина. Давай завтра?
– Давай. Ну, пока!
Оставшись одна, Регина поспешила нажать сенсор приема.
– Ри, ты где?
– Возле столовой.
– Давай к центральному входу. Мы такси вызвали…
Опасаясь заблудиться, Регина вошла в местный вирт. Скачать карту храмовой территории. Зафиксировать свое местоположение. Задать режим целеуказания. Теперь в путь – по лабиринту здешних тропинок.
– Где ты пропадаешь?! – Линда встретила ее упреками. После горе-спарринга с оравой сякконцев младший инспектор службы Т-безопасности жаждала реванша, и готова была раздраконить любого, кто подвернется под руку. – Я уже закисла тебя ждать!
– Извини, Ли, я тебе не гусь. У меня крыльев нету.
– Гусь? При чем тут гусь?
Глядя на их перепалку, Гюйс с пониманием хмыкнул.
– Садись в машину, копуха!
На стоянке их ждал компактный аэромоб, похожий на сердитого жука, выкрашенного серебрянкой.
– К зоопарку! – скомандовала Линда, забираясь внутрь. И тут же забыла о водителе: – Ну, рассказывай! Он с тобой беседовал?
– Ага.
– О чем?
Регина вдруг поняла, что не знает, как ответить на вопрос подруги.
– Спрашивал, зачем мне храмовое образование. Про это излагал… про шестерение, – Линда кивнула: похоже, Гюйс успел ее просветить. – Чай мне заваривал…
– Тебе?
– Мне?
– Вкусный чай?
– Оригинальный…
– Значит, принял?
– Не знаю. Он ничего не сказал.
– Еще не принял, – вмешался Гюйс. – Когда зачислят, Старик обязательно скажет. Что он тебе в чай клал?
