– Удобно, – кивнул маркиз Трессау. – Она в принципе не может броситься на человека?
– Может.
– В каком случае?
– Если я прикажу. Или отключу «поводок» в экстрим-ситуации.
– Вот это правильно! – доктор Шеллен, перегнувшись через стол, неожиданно пожала Регине руку: по-мужски, до боли в пальцах. – Женщина должна уметь себя защитить. Я как раз собираюсь завести квинтилианского дога. Проконсультируете меня насчет «поводка»?
– Кстати, о «поводках», – вмешался круглолицый мужчина. Голову его украшал смешной, жесткий-жесткий «ежик». – Позвольте представиться: Ансельм Лонгрин, реаниматолог…
С опозданием Регина сообразила, что разговор ведется вслух. На ментальном уровне висело гробовое молчание. Ну конечно! Перейди беседа на скрытый план, наблюдатели сразу занервничают. Собрались телепаты, сидят, молчат – секретничают! В том, что за ними наблюдают, доктор ван Фрассен не усомнилась ни на секунду.
II
– …«поводок» с обратным знаком и коллективным подключением. Работаем посменно. Сканирование, изучение, снятие динамической картины. Когда отыщем «разрывы», постараемся их зарастить…
– Если отыщем, коллега, – добряк Клайзенау сегодня был не в духе. – В чем лично я очень сомневаюсь. У кого-нибудь есть продуктивные идеи?
– Для начала – пересадить личности пострадавших в клонов…
– Как вы это себе представляете? Со взрослыми такое не проходит. Будь наши пациенты детьми, лет семи-восьми максимум… Да и то ваш вариант не спас бы ситуацию.
– Почему?
– У пострадавших нарушен, в первую очередь, энергобаланс ЦНС и психики. Новое тело ничего не даст, оно не восстановит всю полевую структуру…
– Надо продолжать исследования! Один-единственный беглый осмотр – это несерьезно!
– Боюсь, «Цаган-Сара» уже «исследовали», – Трессау переглянулся со старухой Шеллен. – Результат мы всё видели.
– Вы считаете, что над ними ставили эксперименты?!
– Да. Но совсем не те, о ком вы подумали.
– Извините, я не понимаю вас. Яхта подверглась атаке флуктуации. Это факт, подтвержденный записями в бортовом журнале и «черных ящиках». Всем известно, что бывает с людьми после таких атак. Наш разум для флуктуаций – лакомый кусочек. Уж простите, коллега, что говорю прописные истины…
– Вам известен хоть один случай подобного воздействия флуктуации на людей? Смерть – да. Амнезия разных степеней тяжести – сколько угодно. Распад личности, кома, фобии и психозы… Я запросил архивы; потом – Тирана. Он подтверждает, что таких случаев не было.
– Полагаете, атака инсценирована? Запись – фальшивка?
– Ни в коем случае.
– Тогда о каких экспериментах идет речь?!
– Атака и есть эксперимент. Не возьмусь судить, насколько удачный…
– И кто же экспериментировал? Уж не флуктуация ли?!
– Именно.
– Извините, уважаемый маркиз! Это даже не смешно! – вскочив, реаниматолог Лонгрин принялся мерить шагами веранду. Фрида, к тому времени задремавшая рядом с хозяйкой, подняла голову, внимательно следя за его перемещениями. – Флуктуации – природные аномалии континуума. Их даже к живым существам причислить нельзя…
– Я не претендую на истинность своего предположения, – в отличие от Лонгрина, Трессау был спокоен. – Но в качестве гипотезы…
– Как же, читал! Якобы флуктуации высших классов обладают разумом! И нам следует установить с ними контакт, – реаниматолог фыркнул. – Бредни выжившего из ума профессора с Сеченя, с этого недоразвитого мирка! Неужели вы всерьез…
Из темноты вырвалась летучая мышь – и заметалась под потолком, меж горящими в полнакала «солнышками», словно гигантская бабочка. Лонгрин умолк на полуслове, обратившись в статую. Румянец сбежал с его щек. Собравшихся окатило кислой волной паники. «Да у него фобия! – вздрогнула Регина. – Ему лечиться надо…» Она не заметила, в какой момент Фрида соскользнула на пол, трансформируясь. Миг – и, пружиной распрямляя длинную шею, целофузис кинулся в атаку. Прыжок, щелчок зубов, похожий на звук захлопнувшегося капкана – и вот уже из пасти Фриды торчит лишь перепончатое крыло, бьющееся в агонии. Летучий ужас доктора Лонгрина превратился в легкую закуску на десерт.
«Надеюсь, – запоздало испугалась Регина, – ящерофобии ни у кого нет?»
– Какая прелесть!
Доктор Шеллен любовалась Фридой. Самка целофузиса – женщина должна уметь защитить себя! – привела старуху в восторг. Химера мотнула головой, втянула в пасть крыло, сглотнула: по шее пробежала заметная волна.
– Умница! Так их, гадов!
Чувствуя поддержку, Фрида обнаглела. Устремившись к столу, она сунула морду в чашку с чьим-то недопитым кофе, опрокинула ее – и с увлечением захлопотала над черной лужицей, мелькая языком.
– Она у вас кофе пьет? – охнул Лонгрин.
– Не знаю, – растерялась Регина. – Никогда ей не давала.
– И мышей на лету давит… Где вы ее приобрели?
– На Сякко, в питомнике.
– Адресом не поделитесь?
Удо Йохансон включил инфор в режим видеосъемки:
– Не возражаете?
– Нет, конечно.
– Надеюсь, мне разрешат скопировать себе эту запись…
– Спасибо вашей химере за наглядную демонстрацию, доктор ван Фрассен, – реаниматолог вновь стал бодр и весел. Он ткнул пальцем во Фриду, которая удрала в угол веранды, где и замерла изваянием. Регина по опыту знала: так целофузис может простоять пару часов. – Вот пример того, как флуктуации поступают с нашим братом. «Хрум-хрум» – и весь «эксперимент».
– А я бы с удовольствием выслушал версию Трессау, – закончив съемку химеры, Йохансон на всякий случай придвинул пиво к себе поближе. – Или у вас, Лонгрин, есть что сказать, помимо «хрум-хрум»?
– Увы, нет.
– Тогда прошу вас, маркиз.
– Хочу еще раз подчеркнуть, коллеги, – Трессау развел руками, – это всего лишь гипотеза. Основанная на крайне непопулярном – если угодно, возмутительном для человечества – предположении, что флуктуации континуума могут быть разумны. А разуму, как известно, свойственно познавать окружающий мир и населяющих его существ.
Лонгрин опять фыркнул, но промолчал.
– Общеизвестно, что волновая компонента нашей психики – лакомство для флуктуаций низших классов. Отсюда и нападения фагов на корабли. Энергия реактора и накопителей – основное блюдо; психика пассажиров и экипажа – изысканный десерт. Вероятно, волновые пси-структуры человека являются аналогом части волновых структур флуктуаций. Как мясо животных, которых мы употребляем в пищу, в определенной степени сходно с нашей собственной плотью…
Аналогия между людьми и скотом вызвала бурю протеста.
