Глава третья
Рождение коллекции
За десять дней, а для меня и ночей, осуществляется выбор тканей и тем самым определяется то, что называется «линией», а точнее – «линиями». Действительно, не одна тема, а семь-восемь главных направлений может развиваться в коллекции. Она должна быть достаточно разнообразной и подчиняться общей гармонии, чтобы не было противоречий. Поэтому почти от половины моделей я отказываюсь.
Не доверяя первоначальному возбуждению, которое притупляет критический взгляд на вещи, я предпочитаю сожаления, угрызения совести и дополнительные варианты. Если пустить в работу слишком много моделей, перегрузка с самого начала вынудит уничтожить значительное их количество.
Модели вступают в сложный период изготовления. В этот момент мы находимся как раз в той стадии, когда замысел переходит в реальность, когда совмещается почти несовместимое – индивидуальность и точность. В едином порыве мастерские изучают принятые образцы. Время постоянных поездок на склад, нескончаемых телефонных переговоров с поставщиками. Метраж ткани оказался недостаточен, когда раскрой уже выполнен, срочно необходим новый отрез. Взрыв гнева. Возражения. Мадам Раймонда борется с задержками, ошибками, разочарованиями, нетерпением. Со своей стороны, моя дорогая Маргарита переделывает и исправляет. Я же лихорадочно ожидаю результата. Тревожное ожидание продолжается в течение пяти-шести нескончаемых дней. Ни мадам Маргарита, ни я не знаем точно, когда все это закончится. Наши встречи и разговоры напоминают диалог медицинской сестры и будущего отца. Едва увидев меня, она ждет дежурный вопрос, а я не могу от него удержаться: – Как там идут дела? Когда ждать?
В конце концов это происходит в тот день, когда никто и не ожидает. У нас сжимается сердце. Действительно, если туали всегда сохраняют очарование эскизов и оставляют место для воображения, то платья – это реальность. Иногда они восхищают нас, иногда – разочаровывают. Чаще всего с некоторым раздражением мы прикидываем, какую еще придется проделать дополнительную работу, чтобы платье, которое мы разглядываем, стало похоже на то, которое мы себе представляли. Есть платья абсолютно неудавшиеся. Мы их считаем неприличными, сердимся на них, почти оскорбляем, потому что нам кажется, что они издеваются над нами.
Парижская мода, 1951
Раздаются восклицания:
– Какой ужас! Это отвратительно! В корзину! В печку!
Зато бывают другие, они сразу же нравятся, их хочется расцеловать. Как будто любуясь чужим произведением, вы восклицаете:
– Как красиво! Как я рад! Это и вправду хорошо!
Я часто думаю, что наша экзальтированная реакция удивляет непосвященную публику: удовольствие бесстыдно выставляется напоказ, разочарование не имеет границ. Надо разделить наши радости, беспокойства, надежды, бессонные ночи, тяжелую и честную работу, чтобы понять наши реакции. Все это лишь доказывает, что мы очень любим свою профессию.
Первая примерка
Сидя в кресле как на иголках, я требую, чтобы каждое новое появление манекенщицы объявлялось фразой, которая может показаться напыщенной:
– Месье, внимание, модель!
Эта фраза сродни трем ударам перед спектаклем в театре. Благодаря ей я не рискую пропустить самое важное первое впечатление. Выход объявлен, как приезд важного гостя, и все мое внимание мобилизуется. Исчезает все вокруг, только модель.
Я прошу манекенщицу приблизиться, пройтись передо мною и смотрю, как платье живет. Затем я рассматриваю его в большом зеркале напротив меня, что дает мне возможность взглянуть на модель со стороны. Зеркало схватывает и выявляет недостатки. Мадам Маргарита, которая заметила эти недостатки еще за кулисами, отмечает их одновременно со мною и инстинктивно бросается их исправлять. Я без конца пытаюсь остановить ее своей тростью и усадить в кресло, мне необходимо спокойно рассмотреть модель и проникнуться ею.
Вот появляется портниха, которая сшила это платье, чаще всего в сопровождении швеи. Они принесли с собой остаток ткани и обрезки кроя, все это может пригодиться, если потребуется сделать отвороты на рукавах, воротник или карманы.
Платье в стиле new look, 1953
Но перед тем как перейти к деталям, я прошу манекенщицу продолжить показ. Я заставляю ее пройти вперед, отступить, повернуться, последовательно изучаю спину, бока, место каждого шва. И наконец, задаю себе вопрос: «Именно это я хотел сделать?» В этот момент нельзя делать никаких уступок самолюбию портнихи или своему собственному: необходимо быть безжалостным судьей самому себе. Это требует большого напряжения. Баска
[159] мне не нравится, кажется, ошиблись в пропорциях? Укоротить ее или, наоборот, удлинить?
Надо найти новую длину юбки или рукава. Декольте сделать выше или, наоборот, глубже? Наконец, швы на месте.
Разница измеряется в миллиметрах, но от этого зависит успех модели. Шов в этом месте толстит, чуть-чуть его передвинешь, и он худит. Все эти изменения обычно делаются в сторону упрощения. Здесь шов не нужен – его убирают; там несколько вытачек не на месте – их заглаживают или тщательно выбирают направление нити ткани. Ибо один из главных секретов Высокой моды – в хорошо скроенном платье мало кроя.
В мастерских расшифровывают иероглифы
Чтобы облегчить примерку, платья приносят в студию, сохраняя наметки основных линий, указывающих направление нити ткани. Эти линии наметаны контрастными цветами, чтобы их легче было различать, они проведены по всем частям платья: одна линия – в направлении долевой нити, другая – поперечной, перпендикулярно первой. Направление по косой располагается посередине этих направлений. Линии направления безжалостно выявляют все возможные ошибки кроя, требуют равновесия и обязательно должны найти его в основных точках платья. Есть еще дополнительные линии, когда не по косой и не по долевой. Но это требует большого искусства. Для портного оно соответствует диссонансам в музыке. Однако применять их нужно с мастерством, иначе платье не получится.
Мало-помалу ошибки исправляются, уточняются главные направления, пропорции уравновешиваются. Наконец, утыканное булавками, разрисованное мелками, усыпанное кусочками хлопчатой ткани и полосками, которыми мы помечаем основные швы или места, требующие исправления, платье покидает студию. Оно появилось в блистательной форме, а уходит неузнаваемым.
Дальнейшее для меня всегда казалось чудом. В мастерских работают расшифровщики иероглифов. Как им удается сориентироваться среди всех этих булавок, вколотых как будто случайным образом, среди этих нитей Ариадны, разбросанных по всем направлениям? Я никогда не мог этого понять. Однако факт налицо: на следующей примерке платье появится исправленным по всем направлениям, правильно понятым, и оно готово к новым исправлениям. Представьте себе рукопись, всю исчерканную, много раз правленную. На первой примерке платье редко похоже на то, что мы себе представляли: или исполнение не следовало данным указаниям, или ткань не передала ожидаемого. Модель, хорошо смотревшаяся в туали, вдруг не подружилась с тканью, из которой ее скроили. Ошибка в качестве ткани или в ее цвете иногда вынуждает нас все начинать сначала.
