Cтраница 75
Странно, что в 1956 году люди считали авангардистами и творцами эстетики будущего художников, кем мы восхищались, когда нам было пятнадцать – двадцать лет, и кто был уже известен лет десять среди продвинутых людей старшего поколения во главе с Гийомом Аполлинером
[223].
Сам не знаю, как мне удалось среди всех развлечений сдать экзамены на две степени бакалавра. Час пробил: из ученика лицея надо было превращаться в студента. Увлеченный архитектурой, я сообщил семье, что займусь изящными искусствами. Какое было возмущение! Мне нет места среди богемы! Чтобы выиграть время и не потерять полную свободу, я записался в Школу политических наук на улице Сен-Гийом, что ни к чему не обязывало. Это лицемерное смирение позволило мне жить как мне нравилось.
Мистингетт, 1925
Мистингетт в ревю Фоли-Бержер, Париж, 1925
Какая была интересная жизнь! Фильмы немецких экспрессионистов с Конрадом Фейдтом
[224] и Луизой Брукс
[225], Русский балет, в котором место Бакста
[226] и Бенуа
[227] заняла новая команда кубистов
[228]. Шведский балет, настолько авангардный, что ни один их спектакль не проходил без скандала. «Свадьба на Эйфелевой башне» Жана Кокто на музыку «Шестерки»
[229] с декорациями Жана и Валентины Гюго
[230]. «Антракт»
[231] Рене Клера и Сати. Парижские вечера графа Этьена де Бомона, творчество Дюллена
[232], Питоева
[233] и Бати
[234]. В театрах играли пьесы Жироду, Клоделя
[235] и Чехова. Помню постановку «Болезни молодости» Брукнера
[236], провозвестника экзистенциализма, его пьесы играли в залах, а иногда в каких-то ангарах! Вновь открывали негритянское, китайское, перуанское искусство… – ничто не было слишком примитивным! В цирке выступали Фрателлини
[237], в мюзик-холле – Мистингетт
[238], Шевалье
[239], сестры Долли
[240] и вскоре Жозефина Бейкер
[241]. Вечер песни Дамиа
[242], бесспорной королевы искренности; Ракель Мельер
[243] осыпала нас фиалками; Джон Форчун
[244] соединял в себе одновременно Бурвиля
[245] и Трене
[246]. Барбетт
[247] на своей трапеции казалась сразу мужчиной, женщиной и райской птицей. И в самом деле, в эту эпоху написали, сказали и сделали все, что кажется теперь многим, не слишком сведущим, вершиной новизны. Мои родители были в отчаянии, что их сын неспособен заняться чем-нибудь стоящим. Они были неправы, потому что в этой пестрой обстановке я не только сформировал свой вкус, но и завязал серьезные дружеские связи, которые составляли и составляют до сих пор основу моей жизни.
