— Да, она такая, — расслабленно согласилась Ло. — Страшная и красивая… Жаль, что вы ее не видели. Она забрала меня в свой лес, представляете? Лес, которого нет в нашем мире. Такой же красивый и страшный, как она.
— Чем вы заплатили ей за помощь, миледи? — спросил капитан. — Боги ничего не делают просто так.
Копыта снова мерно цокали по камням и промерзшей грязи, а руки, обнимавшие Ло, были такими твердыми и надежными, что она почувствовала себя совсем маленькой и беспомощной. Странное ощущение, но Ло не назвала бы его неприятным, потому что никакой опасности не чувствовала. И врать капитану она не собиралась, просто не знала, как сказать о сделанном выборе. Начни объяснять — и придется говорить не только об утраченной магии, но и об осколке, а Ло меньше всего хотела чужой бесполезной жалости.
— Тем, чего у меня и так не было, — сказала она наконец, не солгав, но и не выдав всю правду. — Надеждой, что все станет по-прежнему.
— Надеждой… — повторил Рольфсон, а потом, подумав, тихо спросил, безошибочно попав в едва затянувшуюся душевную рану Ло: — Она могла вернуть вам магию?
— Могла, — тускло согласилась Ло, радуясь, что капитан знает только об этом. — Однако позволила попросить только что-то одно. Я выбрала жизнь для Аманды и детей. Но, боюсь, я слишком себялюбива, чтобы радоваться собственному выбору.
— Да уж, себялюбивы…
Капитан замолчал, поправив одеяло на Ло, и она почувствовала, что все-таки замерзла. Не сильно, но неприятно. Щеки и нос щиплет холодный воздух, и ноги в сапогах застыли.
— Может, ваша сила когда-нибудь вернется? — спросил Рольфсон, и Ло закусила губу, чтоб не ответить грубостью.
Он не понимает, просто не понимает, как больно делает глупыми вопросами и еще более глупым сочувствием, которым так полон его голос. Никто из профанов не может понять, каково лишиться магии.
— Это сломанные крылья могут зажить, а отрубленные не вырастают, — сказала она все-таки слишком резко и с невольно прорвавшейся в слова горечью. — И давайте не будем больше об этом.
— Хорошо, — был спокойный тяжелый ответ. — Простите. Но главное, что вы все-таки живы.
К счастью, он все-таки замолчал, и Ло, тоже молча, признала, что Рольфсон по-своему прав. Да, можно жить и без крыльев. Или без рук, без ног, слепым и глухим… Именно так вольфгардцы поступали с взятыми в плен некромантами. Боевиков северяне казнили мучительно, но сразу, однако убить некроманта означает заполучить в преследователи злобный и очень сильный призрак, одержимый жаждой мести. Этого, правда, можно избежать, если темный мастер будет умирать медленно, исчерпав все силы. Или быстро, но истратив остаток магии на легкую смерть. Поэтому некромантам, имевшим несчастье достаться врагам живыми, отрубали конечности, остановив кровь, выкалывали глаза и отрезали язык, а потом оставляли умирать.
Разумеется, ведьмаков, попади они в плен живьем, тоже не ждало ничего хорошего. Ло посчастливилось: она никогда не видела таких трупов ни с одной, ни с другой стороны, но слухи о них ходили, и Маркусу как-то пришлось ее успокаивать, что он, Избранный Смерти, уж точно может уйти к своей госпоже, когда пожелает.
«Да, твоя участь еще не из худших, — напомнила себе Ло. — Ты жива и можешь прожить достаточно долго, если повезет. Ты не осталась калекой, потеряв руку или ногу, не изуродована, как Стефан Бастельеро, один из кузенов Маркуса, служивший боевым магом в егерском полку. Ты лишилась магии, но большинство людей и так живет без нее. Глупо и постыдно жалеть о том, что выбрала сама».
— Уже видны крепостные огни, — тихо сказал Рольфсон, снова поправляя норовящее сползти одеяло. — Мне жаль, что моя просьба обернулась для вас такими неприятностями…
— А мне — нет, — упрямо отозвалась Ло, снова зевнув. — Мы спасли Аманду, капитан. И ее детей. Волчица сказала, что избавит их от проклятья. Понимаете, что это значит? Проклятье Мэрли прервется, и дети больше не будут умирать. Разве это не стоило риска?
— Вам виднее, миледи, — согласился Рольфсон, и Ло показалось, что его голос потеплел.
Она повернула голову, вглядываясь в ночь, и действительно различила огни на сторожевой башне. Драконий Зуб был совсем близко, и на миг Ло охватило чувство, что вот сейчас все станет хорошо, опасность кончится, а вместе с ней исчезнет и странная близость, связавшая их с Рольфсоном. Не зря же она случайно назвала его по имени? Но больше не будет необходимости искать у него защиты и принимать заботу, и обещанные рассказы, если даже капитан вспомнит о них, будут звучать в надежной теплой крепости совсем не так, как на пороге хижины, в нескольких шагах от смерти. Стоит ли жалеть об этом? Нет, Ло не обезумела, она не хочет снова попасть в подобную переделку, но как же будет жаль, если капитан снова замкнется, став Кирпичом, тяжелым, мрачным и отвратительно… прямоугольным!
И тут она вспомнила кое-что, забывшееся в круговерти тревог и событий. Вряд ли важное, но засевшее в памяти, словно заноза. То, что отозвалось тревожным уколом именно сейчас, в ночь оживших сказок, уводящих в снежный лес другого мира, к волчьему вою и синему сиянию глаз. Вспомнила и спросила, пока стены Драконьего Зуба медленно вырастали над головой:
— Скажите, капитан, а вы знаете легенду о фейеле?
Рольфсон ответил не быстро, но все-таки отозвался, разом вернувшись к обычной хмурой настороженности:
— Знаю, миледи. А что?
— Всю целиком? — настаивала Ло. — Вы же слышали, что ярл Рагнарсон рассказал на обеде. Он о чем-то умолчал?
— Да вроде нет, — слегка удивленно сказал капитан. — Ярл рассказал правду. Говорят, что если принести фейел домой живым, то никогда не замерзнешь. Или не замерзнет тот, кому его подаришь.
— И все? — допытывалась Ло, чутьем определив явную неполноту, как пробел в описании заклятия. — А что будет, если его потерять? Или он завянет, замерзнет? Об этом легенда что-то говорит?
— Ну да, — согласился Рольфсон. — Фейел дается в руки не всякому, иначе полно было бы дураков, не боящихся холода. Его можно сорвать один раз в жизни, для себя или для другого — все равно. И не силой, а с поклоном и уважением, как знахарки травы собирают. А потом нести, грея в дороге собственным теплом. И если не донесешь — непременно замерзнешь сам, не в этот раз, так потом когда-нибудь. Фейел — цветок гордый, обиды не простит. Если зря его погубишь, он погубит тебя в ответ.
— Вот как, значит… — тихо сказала Ло. — Благодарю, капитан. Красивая легенда. И очень справедливая. Хотела бы я когда-нибудь увидеть живой фейел.
«Я бы остался в стороне, — звучал у нее в ушах мягкий вкрадчивый голос Дагмара Черного Лиса. — Но вам рассказали не всю легенду о фейеле…» Вот что имел в виду ведьмак! Не Ло он спасал, а собственного ярла, решившего увезти ее обманом, сорвать Стальной Подснежник — а там будь что будет. Но фейел не прощает обиды. Если бы Ло уехала с Рагнарсоном не по своей воле — смогла бы она его простить? Забыть предательство, полюбить красавца-ярла с его медовыми речами и горячей мужской силой? Нет! Все равно бы возненавидела, ни за что не поверив в любовь, которая начинается с обмана. И вывернулась бы наизнанку, но вырвалась на свободу и отомстила. Это Рагнарсон был настолько уверен в себе, что пренебрег ее отказом, а умница-ведьмак сразу все понял. И предал, получается, ярла, на самом деле уберегая его от беды.
