— А что, не похоже? — невозмутимо встретил ее взгляд капитан.
— Нисколько, — честно ответила Ло.
— У меня дочь, — после недолгого молчания так же тяжело уронил Рольфсон. — И я хочу для нее лучшей жизни. Самой лучшей. И потому ваши намеки… Говорили бы вы без них, попросту.
— Извольте, — согласилась Ло, вытягивая ноги и морщась от боли в спине. — У его величества очень странное представление о наградах. Он женил вас на одной из самых знатных дворянок Дорвенанта. Вы, конечно, вряд ли интересовались историей Ревенгаров? А придется. Мой род входит в Три Дюжины, старое дворянство, стоявшее у истоков королевства. На девицах из Трех Дюжин не зазорно жениться даже принцам крови, в былые времена они этим еще как занимались, между прочим. Случалось и наоборот. Один из Ревенгаров двести лет назад повел к алтарю принцессу. Но это в прошлом, а сейчас наш род разорен. Как его нынешний глава вы должны знать, чем придется управлять хотя бы в ближайшие три года.
Она с удовлетворением отметила, как и без того внимательный взгляд Рольфсона стал особенно острым, и неторопливо продолжила:
— От всего состояния у нас осталось поместье в окрестностях Веллердольва, но дохода от него едва хватает на содержание самого поместья да особняка в столице. А если вы собираетесь выдавать дочь замуж в Дорвенне, то без капитального ремонта дома не обойтись. Сама свадьба тоже обойдется в круглую сумму, даже если жених не потребует богатого приданого. Но вы ведь понимаете, что и выбирать в таком случае вашей дочери будет трудновато?
— Понимаю.
Голосом капитана можно было гвозди забивать.
— Кроме этого, — бесстрастно продолжала Ло, — вам как главе рода сначала придется выдать замуж мою младшую сестру. Мелиссе семнадцать, она фрейлина королевы, и ей, в отличие от меня, фамильной красоты Ревенгаров досталось полной чашей. При удаче и хорошем расчете она может сделать отличную партию даже без приданого, с одной только внешностью и родовитостью, но этим следует заниматься. И не через три года, когда мы сможем развестись, а как можно скорее.
— Понимаю. Что еще?
— Вы помните сумму моего приданого? — мягко спросила Ло, сплетая пальцы на коленях и чувствуя себя рыбаком, вываживающим редкую и очень недоверчивую рыбину.
— Пятьсот флоринов деньгами. И имущества на столько же, если не больше. Мне казалось, оно достаточно велико…
— Для провинции — да. Но не для жизни в столице. И еще смотря на что тратить. Если только на две свадьбы, то хватит. Но тогда род Ревенгаров обнищает окончательно, а вы теперь, капитан, его часть. Даже после нашего развода вы все равно останетесь Ревенгаром. И в любом случае вы захотите, чтобы дочери и будущим внукам не пришлось стыдиться вашей бедности.
— Заботитесь о моей семье? — сдержанно усмехнулся капитан.
— О своей, — отрезала Ло. — Во-первых, я забочусь о сестре, разумеется. Есть еще пара кузенов, но они мужчины, пусть сами добиваются успеха. Во-вторых, леди Тильде — двенадцать, на нее уже сейчас в обществе будут смотреть как на возможную невесту. И что увидят — это совсем другой разговор… Капитан, жизнь в столице — это огромные расходы. А то, что прилично для лейб-дворянина без состояния, Ревенгару непозволительно. Если девица на выданье не меняет платье при каждом выходе ко двору, знатным стервятникам плевать на заслуги ее отца. Мелиссу пока одевает королева, да хранят боги ее величество, а я прятала пустой кошелек под формой армейского мага. У вашей дочери нет ни одной из этих возможностей, зато в избытке дурных манер и непокорного нрава, а их одним гербом не прикроешь, даже таким древним, как наш.
— Оставьте мою дочь в покое, — мрачно предложил Рольфсон. — И скажите прямо, чего вы хотите?
— Знаете, капитан, — сказала Ло так устало, будто над солдатским лагерем защитный полог растянула. — У моего отца был прекрасный жизненный принцип. «Лорды не торгуются», — говорил он, позволяя себе любые прихоти. Я только и слышала в детстве, что аристократам неприлично беспокоиться о деньгах. Думаю, он унаследовал этот девиз от своего отца, который продал фамильные драгоценности, чтобы осыпать золотом первую танцовщицу королевского балета и подковать серебром любимого скакуна. Эти подковы, кстати, тоже пришлось продать уже при моем отце, его сыне. А потом отец погиб, до последнего веря, что все это — временные трудности, какие бывают даже у самых родовитых семей. Матушка его не пережила, и мы с Мелиссой остались в огромном особняке, на котором лет сто не чинилась крыша, зато в сад покупались фраганские розы и валлирийские лилии. Не торгуясь, разумеется. Так что чего я хочу? Достойной жизни, капитан. Для вашей дочери и моей сестры для начала. И потому я буду вести проклятые расходные книги, учитывая каждый флорин из вашего жалованья и моей пенсии. Да что там флорин — каждый барг муки, масла и соли, каждую сорочку и пару чулок. Леди не торгуются, когда могут себе это позволить… И приданое это, будь моя воля, я бы не оставила лежать мертвым грузом в ожидании свадебных расходов, а поставила бы в поместье Ревенгаров сыродельню взамен развалившейся. Купила бы породистых овец — там замечательно водились тонкорунные овцы, как говорят старики. Подновила мельницу, велела засеять каждый клочок пахотной земли и заложить новые сады. Да, деньги ушли бы почти все, а Мелиссе пришлось бы подождать с замужеством. Но через пять-шесть лет каждый флорин принес бы вдвое, а то и втрое прибыли. Подумайте об этом, капитан.
— Я подумаю, — согласился Рольфсон, вставая с подоконника. — Обязательно подумаю, миледи.
Не прощаясь, он вышел, а Ло, наклонившись, уткнулась лбом в ладони и стиснула зубы, пережидая ноющую боль в спине. Там, под лопаткой, будто проснулась и мерзко ныла уже зажившая рана. Пять-шесть лет… Стоит ли загадывать на такой срок, даже если Рольфсон согласится распорядиться подарком короля по мыслям Лавинии? Что ему до разорившихся Ревенгаров? И уж точно капитану не следует знать, что за спиной у Ло темная тень смертельной угрозы. Черные розы были предупреждением, которым она пренебрегла; какого хода следует ждать теперь? Здесь, в мирной крепости, где самая большая угроза — соль в шамьете да сплетни кухарок? И все-таки, ожидая смерти, следует жить. Цепляться за каждый подаренный судьбой день, строя будущее сестры, раз уж своего не предвидится. Леди не торгуются? Да что вы понимаете в истинных леди!
Глава 11
ЧТО ПОМНЯТ ДЕРЕВЬЯ И КАМНИ
Лестеру хватило одного взгляда на заявившегося к нему Эйнара. Отставив в сторону ступку, в которой растирал какое-то вонючее зелье, лекарь прошел к буфету, достал бутылку и стаканы. В один налил карвейна — ровно треть. Поставил на стол, накидал на тарелку сыра с мясом. Эйнар честно напомнил себе, что до вечера еще далеко, а он на службе. И что бутылка не лошадь, от беды на ней не ускачешь. И вообще…
Потом сел к столу и глотнул обжигающий карвейн, как воду. Ровно один глоток. Зажевал холодным мясом, глотнул снова. И еще раз. После третьего глотка прислушался к себе — внутри будто слабела натянутая до звона тетива.
Лестер невозмутимо присел напротив и опять принялся вколачивать пестик в ступку. Эйнар положил на кусок сыра еще ломоть мяса, накрыл сыром сверху, отправил в рот. Прожевал, наслаждаясь обманчивым теплом внутри. Устало подумал, что один-то раз можно, а вообще — пить с расстройства не дело. И спросил, поглаживая пальцами почти опустевший стакан:
