«Перестань. Надо на ночь пить снотворное…»
Сверкнув очками, юный шах что-то крикнул. Толпа, как по команде, взорвалась ликующим ревом. Человек десять с визгом покатились в реку. Посол, кряхтя, отвесил низкий поклон владыке и с достоинством, соответствующим его весу, начал восхождение по трапу. Вот Каджар-хабиб вошел в шлюз – и створ сомкнулся.
Ник кивнул технику.
Техник бросил пару слов в переговорник.
Из сопел челнока ударили реактивные струи. Паучьи ноги опор втянулись в корпус. Горячая волна прошлась по площади, вздымая пыль, заставляя людей попятиться. Опомнились трубы с барабанами. Челнок, словно только и ждал музыки, оторвался от земли. На пару секунд он без движения завис в воздухе – и, набирая скорость, устремился в зенит. Пилот ловко задействовал антигравы и малую тягу, чтобы собравшиеся могли сполна насладиться зрелищем. Когда челнок превратился в слепящее пятно на голубом куполе – второе, случайное солнце – Хеширут IV нервно засмеялся и, не глядя на свиту, проследовал в павильон. Все, кому это было дозволено, включая Николаса Зоммерфельда и доктора ван Фрассен, поспешили за владыкой.
По мановению руки техника в рамке возникло изображение.
– О-о-о!
Меж сановников пронесся восхищенный вздох. Лишь битое оспой, маловыразительное от природы лицо Кейрин-хана осталось невозмутимым. Рамку заполнила мокрая от пота щека посла; странным образом на ней читался неподдельный восторг. Камера отъехала, показав Каджар-хабиба целиком. Толстяк с удобствами расположился в кресле-ложементе. На дисплее челнока, специально для посла оформленном под окно-иллюминатор, разворачивалась панорама Шадрувана с высоты птичьего полета.
– Ваше величество! Мне сказали, вы видите и слышите раба своего?
Включать двустороннюю связь пилот не спешил. Зато включил «толмача», давая синхрон на унилингве.
– Я лобызаю прах под стопами владыки! Это наименьшее, чем покорный слуга может выразить благодарность за оказанную ему честь! Я лечу! Я поднимаюсь в небеса! Орел, парящий в горних высях, видит Шадруван так, как видит его сейчас недостойный Каджар…
Резким жестом шах поправил очки, чуть не сбросив их с носа:
– Мы тоже хотим на небеса!
Перевод Регине не потребовался.
Кейрин-хан склонился к уху прозревшего слепца. Шевельнулись губы: блеклые, в трещинках. Небось, дали совет не торопиться с небесами.
– Сердце мое исполнено восторга! Душа моя поет от счастья! – заливался соловьем Каджар-хабиб. – Какие еще чудеса уготованы мне во владениях Господа Миров? Ход летучей колесницы плавней, чем походка красавицы. Скорость ее ввергнет в смущение боевую стрелу. Неисчислимы достоинства сей славной повозки! О, я вижу в окнах медный свод неба! Он совершенно такой, как я себе представлял – кованая медь с заклепками из серебра и золота, и ангелы с огненными копьями сторожат рубе…
Гимн полету оборвался на полуслове. Сбой связи? Нет, изображение в рамке никуда не делось. Но Каджар-хабиб не просто умолк – он исчез! Кресло осталось на месте, и стена рубки, покрытая упругим аквапластом, и чашка с чаем на столике, и пластиковая ложечка, которую толстяк только что вертел в пальцах…
Не было лишь Каджар-хабиба.
– Что это значит?
Шах – грозовая туча – воздвигся во главе стола. Все поспешили склонить головы. Карающий меч незримо простерся над собранием, и никто не желал стать первой жертвой.
«Надо было взять с собой флейту, – Регину лихорадило, в затылке бесновались острые молоточки. – Дура, невротичка, вечно ты забываешь самое главное! Прости, Ник. Мне надо знать, о чем вы говорите. Прости, я обещала не лезть без спроса в твою голову, и вечно нарушаю свое обещание…»
– Куда вы дели нашего посла? Ты! Отвечай!
– Умоляю ваше величество не гневаться! Должно быть, волшебное зеркало неисправно. Сейчас я узнаю у пилота… у возницы, что произошло…
Секунда колебаний, и шах кивнул с явным неудовольствием. Техник посольства уже общался с пилотом; у Регины прямой связи с челноком не было, и она не слышала ответ. Зато Ник слышал все. У господина посла задергалась щека, в глазах возник горячечный блеск. Но когда Зоммерфельд заговорил, голос его звучал бесстрастно.
– С колесницы сообщают: посол Шадрувана исчез.
– Каким образом?
– Возница не знает.
– Похищение? – скучно предположил Кейрин-хан.
IV
Словно невзначай, пальцы доктора ван Фрассен тронули перстень, украшавший ее левый мизинец. Под темно-лиловым аметистом Скунс, великий умелец, установил аларм-сигнализатор. Стоит повернуть камень… Нет, рано. Куда, в самом деле, подевался толстяк? Проклятье! Голова вот-вот треснет, как перезрелый арбуз. Брызжа соком, полезет наружу мякоть мозга – красная, воспаленная. Поддержание элементарной связи с Ником – каторга, мучение…
– Ларгитас не похищает послов. Разве это в наших интересах?
– Почему бы и нет?
– Причины?
– Допустим, Ларгитас решил показать Шадрувану: путь на небеса закрыт…
«Великий Космос! Змея для сына посла Ларгитаса. Западня для посла Шадрувана. Хан намекает, что инцидент с Каджар-хабибом – наш ответ ему. Железная логика варвара…»
– Заверяю вас, доблестный Защитник Народа – Ларгитас верен принципам дружбы и сотрудничества. У нас и в мыслях не было препятствовать посольской миссии. Это недоразумение, трагическая случайность…
– Где наш посол?
– Увы, я не в силах ответить на этот вопрос.
– Что, и палач не сумеет развязать тебе язык?
– Даже под пыткой человек не скажет того, чего не знает.
«Прорвутся ли сюда Скунс с Грушей? В любом случае, это будет бойня. И полный разрыв отношений с Шадруваном. Пока остается хоть крохотный шанс…»
– Но мы можем узнать это вместе.
– Как?
– Все произошло очень быстро. Но все, что мы видели, было… э-э… сохранено.
– Выколото иглами в уголках глаз? В назидание потомкам?
– Не вполне, – от упоминания игл Регину передернуло. Кажется, это передалось Нику. Во всяком случае, голос ларгитасского посла зазвучал громче, чем позволял этикет. – Сейчас мы вернем картину происшествия назад. И пересмотрим ее в подробностях, шаг за шагом.
– Волшебное зеркало это позволяет?
– Да.
– Значит, оно позволяет и подлог, – развел руками Кейрин-хан. – Почему мы должны вам верить? Вы покажете, как посла унесли ангелы. И что? Мы сразу объявим Каджар-хабиба святым?
Среди сановников поднялся ропот. Двое или трое, с виду – дикари дикарями, взялись за рукояти кинжалов. Шах же, напротив, оживился – точь-в-точь мальчишка, заполучивший новый волчок. Что бы ни произошло на челноке, зрелище куда больше интересовало Хеширута, чем судьба толстяка. «Как быстро меняется его настроение! – Регина держалась за перстень, словно утопающий за соломинку. – Лабильность характерна для невротиков…»
