– Как будто тебе кто-то бы о них сообщил, – высунулся из люка Чиж. Он выглядел мрачнее обычного. – Вперед! В бой! И желательно с песней! Вот и весь сказ…
– Ты чего это? – удивился Серега, не привыкший к такому обращению от Чижова. – Белены объелся?
– Голова болит, – признал Чижов. – После перемещения этого. Затылок ломит. Будто пил вчера.
– Это нормально? – спросил у меня Влад.
– А я-то откуда знаю? Меня самого немного отпустило только после того, как этот обелиск сломался. А до этого крутило так, что думал, концы отдам!
– Ладно, держитесь. После разберемся. Сейчас главное – Ставригу найти и доложить обо всем.
Моросил дождь, холодный и противный. Хорошо, что мы переоделись в свое еще в горах, скинув приметные французские кители и обтрепанные куртки, а то сейчас бы пришлось опасаться случайного выстрела от своих же. Мы выдвинулись вперед, ведя тяжелый броневик вдоль домов и очень аккуратно объезжая ямы. Я и Гранин сидели сверху на броне, внимательно озираясь по сторонам. Вокруг царила тишина. Даже слишком тихо, я бы сказал. Слышно было, как щебечут птицы, как ветер гудит в трубах, как где-то далеко прозвучал одиночный выстрел. Местные попрятались или сбежали из города.
То тут, то там виднелись следы разрушений: кучи мусора да разбитые машины, брошенные вдоль дорог на произвол судьбы. Бездомные собаки долго бежали следом за броневиком, лая вслед, но напасть не пытались. Значит, еще не окончательно свихнулись от голода. Город покинут войсками, и случилось это не так давно. Мы ехали в тишине с полчаса, но так никого и не встретили.
– Все на передовой? – предположил Серега.
Влад, не отвечая, двинул машину дальше, вскоре выехав из города.
А потом неожиданно началось. Где-то впереди содрогнулась от взрывов земля, да так, что даже броневик ощутимо тряхнуло, а я чуть не свалился на землю. Взрывы следовали один за другим, практически без пауз, от грохота закладывало уши.
– Они все там, впереди! – закричал Гранин. – Но почему здесь никого не осталось?
– Скоро узнаем.
Лурье уверенно вел броневик, набирая скорость. Некоторые ямы он не объезжал, и я вцепился в поручень, стараясь не вылететь со своего места. Наверное, лучше было бы разместиться внутри, но сейчас, когда Влад лавировал, все больше разгоняясь, перелезть туда оказалось попросту невозможно.
Неслись мы по знакомой дороге. Именно по ней отвозил нас порученец Ставриги к линии фронта в тот вечер. Казалось, это случилось так давно, а миновало всего лишь трое суток. Броневик замечательно форсировал грязь и крупные лужи, иногда замедляя ход, но, к счастью, ни разу не застряв. Канонада приближалась, ухо уже различало и ружейные выстрелы, и автоматные очереди. Впереди шел бой, и мы должны были влететь в самое его пекло.
Одна из сторон все-таки начала наступление. Но кто – наши или англо-франки?
Влад свернул с дороги, преодолев небольшую полянку, с разгона выехал на пригорок и резко затормозил. Над землей стелилась туманная пелена. То тут, то там взрывались снаряды, на несколько секунд вспышки пронзали эту пелену, и сквозь нее можно было рассмотреть участки земли.
Французы наступали. Но зачем? Позиция для обороны на этом участке у нас отлично укреплена, к тому же полковник Ставрига стянул все возможные резервы со всей округи в помощь. Но французы перли вперед, безрассудно кинув танки через поле. Пехота шла следом, и столь многочисленная, что казалось, будто это десятки тысяч восставших из небытия призраков идут по наши души. Осколки снарядов и пули косили их десятками, но они все шли и шли, словно зомби, равнодушные и неотвратимые.
– Страшновато, – признался Гранин, поежившись. – Никогда такого не видел! Их словно заколдовали! Пулям не кланяются.
Может, и правда французам вкололи медикаментозные средства, сделав их на время машинами для убийств, не ценящими своих жизней. Но кто стоял за этим, если Греве временно выведен из строя? Не в этом ли и заключалась финальная стадия его эксперимента? Не знаю, где сейчас капитан, но расспросить его нам бы не помешало…
Бой кипел. Уже несколько подбитых танков горело на поле, но французов это не останавливало, их солдаты достигли первой линии окопов и схватились с нашими в рукопашной схватке.
– Если они дерутся так же бесстрашно, как только что умирали, то нам не выстоять, – мрачно заключил Влад.
– Надо найти Ставригу, – предложил я.
– А смысл? – удивился Лурье. – Что мы можем ему дать? Сломанный модулятор и историю, в которую никто не поверит? Нет, наше место здесь. К тому же броневик на ходу, пулеметы в норме. Пушка тоже! Повоюем!
Вот куда мне совершенно не хотелось, так это в гущу сражения. Это ведь не двадцать первый век с его всепоглощающей идеей о ценности каждой отдельно взятой жизни, с повальной демократией и политиками, способными усыпить своей демагогией. Нет, тут иное время. Время идей и их воплощений. Время, когда за эти идеи убивали и умирали…
Поэтому я даже не стал отговаривать Влада. Все равно он меня в этой своей новой ипостаси не поймет. Как и другие мои товарищи.
– В атаку! – поддержал Серега, и даже Чиж заорал что-то боевое.
Лурье тут же направил броневик с пригорка вниз. Туда, где французы пытались прорвать наши редуты.
Если бы я верил в Бога, то сейчас молился бы. Но я просто сидел, вцепившись в поручень, и ждал неминуемой смерти. Коля пальнул из пушки два раза подряд, а потом пересел за пулемет. Я не видел, попал ли он хоть в кого-то. Я пытался не слететь с брони, голова не соображала. Я что-то орал безумным голосом вместе с остальными, а потом броневик затормозил, и я все-таки упал, прокатившись по земле. Практически полностью оглушенный, с трудом встал на ноги и прямо перед собой увидел француза, который целился в меня из винтовки. Глаза его были пустые и убийственно спокойные.
Я отшатнулся в последнюю секунду, но все равно немного опоздал. Бок обожгла резкая боль, меня развернуло против часовой стрелки. Он попал, подстрелил меня! А когда мой разворот, сделавший бы честь классическому танцору, завершился, я увидел, что теперь француз целится мне прямо в голову. И промахнуться с трех шагов никак невозможно!
Я не вздрогнул и не закрыл глаза просто потому, что не успел до конца осмыслить происходящее, сообразить, что мне пришел конец. Столбом замер на месте и так бы и окончил свою жизнь с широко распахнутыми от удивления глазами, но голова француза резко дернулась в сторону, брызнув кровавым крошевом на вытоптанную землю.
– Соберись! – Гранин пробежал мимо, пригнувшись. Это он спас мою жизнь, на ходу прикончив француза.
Я упал на землю и начал выискивать цель. В мозгах постепенно прояснялось. Все же под пулями я ходил не впервые. И бандиты по мне стреляли, и в армии всякое случалось. Я давно уже считал себя стреляным воробьем. Но сейчас понял, что ошибался. Кто не был на войне, кто не пережил подобное, тот не умеет ценить жизнь.
