Зиганшин неопределенно пожал плечами.
– Ты, наверное, не помнишь, – продолжала Анжелика, – а во времена моей юности была популярна такая доктрина, которая досталась по наследству от советских женщин.
– Какая еще доктрина?
– Да что мужики – это некие недоумки, такие обделенные природой существа, толку от которых немного, но иметь в доме свой собственный экземпляр тем не менее очень престижно. Женщины хотели не быть замужем, а иметь мужа, согласись, немножко разные оттенки смысла. Заполучить мужчину, а потом удержать это неполноценное существо при себе можно было только путем создания ему максимального комфорта. Но мало его кормить и ублажать, надо еще и непрерывно восхищаться, чтобы мужик чувствовал себя королем, иначе он немедленно сваливал к другой бабе. Ну а что? Хочешь мужика – терпи! Товар дефицитный. Как автолюбители ради того, чтобы три раза в году прокатиться на дачу, весь год напролет ремонтировали свою дурацкую «копейку», так и советские женщины тащили на себе весь дом, лишь бы только обручальное кольцо сверкало у них на пальце.
– Ты прямо феминистка!
– Нет, Славик, я обычный человек, и муж у меня тоже не какая-то там орхидея, а тоже обычный человек, а между людьми чего только не бывает.
– Да ну тебя! – отмахнулся Зиганшин, все это время пытавшийся понять, укладывается ли их с Фридой жизнь в такую схему или нет.
– Что ну? Ты себя возьми, Славик. Вот представь, Фрида пошла бы по этому скользкому пути угождения и восхищения? Ты бы обрадовался?
– Наверное.
– Да?
Зиганшин улыбнулся:
– Да права ты, не суетись. Только если Пестряковы умели держать себя в обществе, это еще ничего не значит. Может, дома они ругались, как все мы, простые смертные.
– Так ты что хочешь-то от меня?
– Сам не знаю, Анжел, – вздохнул Зиганшин. – Просто неловко как-то перед этим дурачком. Вроде я его обнадежил, а ничего не делаю.
Ямпольская засмеялась:
– Да он о тебе уж забыл давно, на казенных-то харчах и таблетках. Отечественная психиатрия работает с гарантией, так что если он маму родную вспомнит, это уже будет очень хорошо.
– Но я-то не на таблетках и прекрасно помню, как сказал, что верю ему.
– Ну и молодец, подбодрил больного человека.
– А вдруг это реально не он?
Анжелика пожала плечами:
– Слав, вот тебе заняться, что ли, нечем? Работы на новой должности мало тебе?
– За это не переживай, но скажи честно, где ты видела маньяка, который убил и остановился?
– Нигде. Я, родной, вообще их не видела ни разу. Не тот контингент у меня на прежнем месте работы был. Но одно тебе скажу точно – если Пестряков узнает, что мы у него за спиной разнюхиваем, то он с нами такое сделает, что самому маньячному маньяку и во сне-то не приснится. Поэтому давай лучше приложим наши острые умы к какому-нибудь другому делу.
* * *
– Открывай, сова, пришел медведь, – улыбнулся Георгий, и Нина, как всегда, обняла его порывисто и крепко.
Так постояли минутку: после промозглой улицы приятно было чувствовать уютное домашнее тепло Нининой щеки.
Сняв пальто и переобувшись в свои тапки, клетчатые, как у французского дедушки, Георгий вошел в комнату, сразу повалился на диван и забросил ноги на высокий валик.
Закрыв глаза, он слышал звук набираемой в ванну воды и с удовольствием чувствовал, как тяжесть в ногах потихоньку отступает. Ему было хорошо и не хотелось думать, как это Нинка всегда угадывает, чего ему хочется. Он ни слова не сказал про ванну, а она уже захлопотала, и так всегда. Наверное, это потому, что она медсестра, много общается с пациентами и научилась читать невербальные сигналы, что бы там это понятие ни значило.
Кажется, он задремал на несколько минут, потому что, открыв глаза, почувствовал себя свежим и бодрым.
Георгий от души потянулся, зевнул, но вставать не стал. Для тренировки наблюдательности оглядывал комнату, пытаясь сообразить, присовокупила Нинка что-нибудь новенькое к обстановке или нет.
Кажется, все по-старому, комната все еще кажется слишком просторной и пустой. Стены оклеены старомодными обоями в цветочную полоску, но подходящая к ним штора еще висит в магазине ИКЕА, дожидаясь, пока у хозяйки появятся на нее деньги.
Нина самозабвенно и терпеливо вила свое гнездышко в рамках скромного бюджета медсестры.
Георгий предполагал, что девушку шатнет в сторону «богачества», и придется заниматься любовью при канделябрах, леопардах и прочей красотище, но у Нины неожиданно оказался очень неплохой вкус.
Кухню и ванную она обставила хорошо, сдержанно и уютно, теперь наступила очередь комнаты.
Кроме дивана обстановка представлена только хрупкой несерьезной этажеркой, и Георгий никак не мог вспомнить, была ли она в прошлый раз. Если нет, то, интересно, кто ее собирал? Наверное, сама Нинка, она женщина мощная. А если нет?..
Настроение почему-то испортилось.
– Готово, – крикнула Нина из коридора, и Георгий встал с дивана, снова потянувшись со вкусом и хрустом в суставах.
Когда Нина выбирала квартиру, он попросил, чтобы она остановилась на варианте с самым большим санузлом, а потом разорился на огромную угловую ванну. Глупо, конечно, но так приятно…
Сбросив одежду в комнате, он голышом добежал до ванной и с размаху погрузился в облако пены, переливающееся разноцветными искорками в свете ярких ламп. Георгий знал, что вода окажется именно такой, как ему нравится, поэтому пробовать не стал.
Устроившись поудобнее, он зачерпнул обеими ладонями облако пены и водрузил его себе на голову вроде короны, сам удивляясь, откуда вылезло это рудиментарное детское дурачество. Усмехнулся и сильно подул, проделывая в белой толще туннель, на дне которого виднелась темная вода и маленький кусочек его тела.
Вошла Нина, села на бортик ванны, и Георгий поднырнул и подул уже снизу вверх, чтобы хлопья полетели на нее.
– В следующий раз я тебе куплю мыльные пузыри, – сказала она строго, – да, это нам подойдет.
Георгий взял ее за руку:
– Присоединишься?
– Ты ж не хочешь.
Он молчал.
– Пожарю тебе бифштекс. Двести дней зернового откорма.
– Раз так, то я сам пожарю.
– А ты умеешь?
– Нет.
– Ладно, жарь.
Нина улыбнулась, смахнула пенную корону с его макушки, поцеловала в лоб и вышла. Георгий подлил себе немного горячей воды и закрыл глаза.
Он познакомился с Ниной шесть лет назад, и произошло это так пошло-хрестоматийно, что неудобно лишний раз вспоминать. Навещая в госпитале своего наставника, Георгий заметил хорошенькую медсестру, отметил, какая она вся ладненькая и аккуратненькая, и тут же о ней забыл. Наставник его болел тяжело и почему-то был твердо убежден, что умрет, а разубедить его оказалось некому – жена умерла, дети разъехались. Пришлось Георгию регулярно подбадривать старика и носить ему вкусненькое. Естественно, участием и любовью болезнь вылечить нельзя, но зачахнуть от одиночества тоже реальное дело. Даже врач говорил, что в окружении близких люди лучше поправляются, вот Георгию и пришлось переступить свой страх перед больницами и навещать наставника два раза в неделю.
