Зато она каждый раз приезжала к Нине, когда бы та ни позвонила. И разговаривала, анализировала, утешала…
Нина не слушала подружкины речи, просто лежала, уткнувшись в ее мягкий теплый бок. Но чувствовала, что не одна. И это помогало.
Своей подачкой за ипотеку Георгий едва не добил ее. Он считал, что это справедливо, но на самом деле просто расставлял точки над «i»: приняв деньги, она будто бы расписывалась, что да, действительно проститутка, и оказывала ему сексуальные услуги в обмен на жилье.
По-хорошему, следовало вернуть ему квартиру полностью, и Нина хотела так и сделать, но подруга ее отговорила. Все мужики козлы, и «должна же ты хоть что-то получить за шесть загубленных лет, и это маразм – возвращаться к маме в однушку ради того, чтобы что-то доказать козлу, для которого ты никто, раз он тебя бросил. Ему фиолетово, за деньги ты с ним была или по любви, он так и так знать тебя не хочет».
Возразить, по существу, было нечего, и Нина решила просто дальше платить за ипотеку сама. Будет нелегко, но, с другой стороны, в основном она тратилась на то, чтобы порадовать Георгия. Покупала для него дорогие продукты, средства для ванн, которые он так любил у нее принимать, дорогое белье тоже предназначалось исключительно для его глаз.
А сейчас Нина была в таком состоянии, что не могла подумать, что ей когда-нибудь захочется пойти в магазин.
Когда подружка уходила домой, Нина забиралась в ванну и подолгу сидела там, поливая себя из душа, и думала, что, когда они дурачились в воде, Георгий не любил ее. И когда лежали голова к голове на диване и шептались после секса, и он рассказывал ей что-нибудь из своей юности, он тоже ее не любил.
И когда пришел к ней после смерти жены, растерянный и разбитый, она молча напоила его корвалолом и дала поспать. А ведь он тогда тоже, получается, пришел не к любимой женщине, а просто в нору, где можно пережить самые острые минуты горя, не сдерживая себя.
Все оказалось не так, как она думала раньше. Шесть лет, которые она прожила в грезах и мечтах, оказались годами унижения.
Подружка приезжала и повторяла, что надо жить дальше, потому что никогда не бывает все плохо, и надо стараться мыслить позитивно и строить собственную жизнь вокруг самой себя, а не вокруг мужика, который и был-то мужиком только по средам, а в остальные дни – плод фантазии.
Сейчас у Нины новая интересная работа, и надо проявить себя как можно лучше, состояться в профессии, тогда и мужики появятся нормальные, для здоровых отношений.
Нину от этих речей корежило, как от зубной боли. Нормальные мужики ей были не нужны, потому что она любила Георгия.
Дальше подружка углублялась в совсем какие-то дебри и выкрикивала архаичные лозунги:
– Если не можешь изменить ситуацию, измени отношение к ней!
– А если я не могу изменить отношение? – стонала Нина.
– Значит, меняй ситуацию! Что-то одно всегда можно сделать!
У подружки при этом был такой энергичный и одухотворенный вид, будто она сама никогда не влюблялась и не рыдала у Нины на плече. Вот уж правда: чужую беду руками разведу.
В одном подружка была права – на работу надо ходить.
Это помогло – Нина увлекалась новыми обязанностями, которые еще не вошли в привычку, и были поэтому интересны. Она общалась с другими старшими сестрами и с заведующими теперь на равных, и к этому тоже надо было приспособиться. Но как только выпадала секунда праздности, боль и жгучий стыд снова обрушивались на нее. Хотелось просто исчезнуть, перестать быть…
Подружка приехала без звонка и, не успев войти, тут же стала доставать из сумки телефон.
– Смотри, что пишут про твоего козлину!
С горящими глазами она сунула Нине телефон с какой-то статьей на экране.
– Ты, мать моя, еще дешево отделалась! – фыркнула она. – Радуйся, что он тебя просто бросил, а не прикончил.
Пробежав глазами статью, Нина покачала головой:
– Бред какой-то!
– Ты коменты посмотри! Восемьсот штук!
– Восемьсот больных людей.
– Видишь, есть на свете справедливость! Сейчас его из органов турнут! Выкинут еще почище, чем он тебя.
– Это просто злобный бред какого-то больного человека.
– Да по фигу, – отмахнулась подруга. – Они там борются за чистоту рядов.
– Но это не значит, что людей надо увольнять только потому, что кому-то что-то померещилось, и он об этом написал.
– Ой! – удивилась подруга. – Ну ты что, не рада? Такая обраточка прилетела!
Нина снова покачала головой:
– Не рада…
Нина сказала правду. Не ее это теперь дело.
У Георгия другая женщина, невеста, и только ей позволено утешать его и поддерживать в трудную минуту.
* * *
Зиганшин только сел попить чайку на рабочем месте (дел было столько, что он не успевал выйти пообедать), как в кабинет к нему стремительно влетела Анжелика.
– Родной, есть тема…
– И вам добрый день, Анжелика Станиславовна! Чаю хочешь?
– Наливай, – скомандовала она, – но суть не в этом. Сенсация – ты сейчас упадешь! Я вчера вечером поехала к тетке, с которой Пестрякова ходила в бассейн.
– Так…
– Слово за слово, три часа разглагольствований, какая была Карина Александровна чудесная женщина и идеальная жена и мать, как душа в душу жила с мужем – одним словом, именины сердца. Полный восторг. Ну я уже собралась уходить, как эта дамочка пустила слезу для наглядности. Типа скорбит она.
– Почему типа?
– Не цепляйся к словам, родной. В общем, стандартный монолог, ах, кто бы мог знать, что в последний раз вижу человека. Одни люди рассказывают, что у них сердце екнуло и прям перевернулось, а другие, что, наоборот, «и ничего ж не дрогнуло!». Эта дама из последних.
– Суть?
– А суть, дорогой мой, в том, что она сказала: так и вижу, как Кариночка уходит, молодая, стройная, я еще подумала, как хорошо на ней новая курточка сидит!
– Курточка, значит?
– Так я о чем и говорю, родной!
– Может, перепутала?
– Я тоже спросила, но она твердо держалась своих показаний. Курточка была новая, Карина ее первый раз надела, и они как раз обсуждали, как она сидит. Ну как женщины обычно делают. Поэтому дама точно запомнила, что Пестрякова ушла из бассейна в куртке.
– Которая через триста метров превратилась в серое пальто, – охнул Зиганшин. – Чего ж она раньше-то молчала?
– Не спрашивали, вот и молчала. Да я бы тоже не спросила.
Зиганшин вздохнул. Так всегда бывает. Когда работаешь строго по протоколу, то обычно ничего важного не узнаешь, но стоит только расслабиться, пренебречь единственной мелочью, потом выяснится, что там-то и таился ключ к разгадке.
