Алеша покачал головой:
– Пап, она какая-то противная была.
Георгий потрепал сына по макушке и пошел готовиться ко сну.
Он неподвижно стоял под душем, не обращая внимания, что вода течет гораздо холоднее, чем он привык.
Есть ли вообще смысл выяснять, кто пустил гулять по Сети этот пасквиль? Нужно ли поднимать дело двадцатилетней давности, тревожить память Лизы? Лучше признать свое поражение и подать рапорт, как только кончится отпуск, а пока серьезно заняться поисками новой работы. У него за плечами юрфак университета, двадцать лет беспорочной службы в органах, да неужели он себе место не найдет? Теща, может быть, и не примет его в свою фирму после этой скандальной публикации, а может быть, и примет.
В общем, все кажется безнадежным, пока сидишь и ничего не делаешь, а как только начинаешь шевелиться, сразу появляются варианты.
Кстати, надо позвонить родителям Карины, по ним эта скандальная публикация тоже больно ударила. Одна надежда, что мама с ними связалась и выразила от его имени самое горячее сочувствие. Все-таки это ее лучшие друзья…
Тут в голову пришел почему-то сегодняшний визит к тете Зине. Георгий нахмурился, не понимая, почему воспоминание о старушке заставило его насторожиться. Это было как гвоздь в ботинке, как лишнее условие в задаче, и, сколько Георгий ни уговаривал себя, что все в порядке, тревога не отпускала.
Он прибавил горячей воды и стал думать. Чувство несообразности возникло у него уже на пороге, когда тетя Зина сказала, что Карина была умная девочка. Но только откуда она могла это знать? Каринины родители были «друзья семьи», а тетя Зина «подруга юности». Она всего лишь училась вместе с мамой в медицинском институте, была веселая, умная, деловая, но все же недостаточно хороша, чтобы войти в круг «друзей семьи».
В общем, тетя Зина не была знакома с Кариниными родителями и с самой Кариной, откуда она могла знать, что та была умная девочка?
Кажется, тетя Зина видела его жену на праздновании маминого семидесятилетия, первом официальном торжестве, на которое удостоилась приглашения, но разве такое мимолетное знакомство дает основания говорить про человека «умная девочка»? «Приятная женщина», «красивая дама» – что-то такое, но никак не умная девочка!
Ну ладно, пусть, Карина с тетей Зиной весь вечер обсуждали профессиональные вопросы, старушка убедилась, что она умная, а с высоты ее лет все, кто моложе пятидесяти, кажутся девочками. Но откуда она могла всегда знать, что Карина сделает карьеру?
Мама ей, что ли, рассказывала про невестку? Да, наверное, так. Нечего параноить.
Георгий вылез из душа, тщательно растерся полотенцем и потянулся к телефону, лежащему на полочке под зеркалом так, чтобы не забрызгало водой.
Вдруг Анечка звонила, а он не услышал за шумом воды?
Но нет, тишина. Ни пропущенных звонков, ни эсэмэсок.
Георгий пожалел, что не регистрировался в соцсетях. Сейчас бы послал девушке сообщение, милый какой-нибудь стикер.
Ну ничего, скоро его выгонят из органов и можно будет заводить столько аккаунтов, сколько душа пожелает, и постить там буквально все.
А пока приходится по старинке. Георгий хотел позвонить Ане, но сообразил, что уже поздно, и набил эсэмэску: «Спокойной ночи, Анечка! Люблю, целую!»
В ожидании ответа постоял немного, как был, голый, босиком на кафельном полу, но телефон молчал.
«Спит уже, ласточка моя», – Георгий представил девушку спящей и улыбнулся.
* * *
Зиганшин взял рулетку и отправился в туалет. Умные сослуживцы посоветовали ему пока на живую нитку обшить стены пластиковыми панелями, а потом накопить денег и сделать все сразу и на века.
Предложение показалось разумным, и Зиганшин, который в кои-то веки ушел с работы вовремя, решил, что успеет все замерить, рассчитать и съездить в магазин, и, может, еще даже понять, как эти самые панели устанавливать.
Зиганшин только скрутился вокруг унитаза наподобие змеи, чтобы замерить дальнюю стену, как в дверь позвонили.
– Чтоб тебя, – сказал он и пошел открывать, уверенный, что за дверью найдет Анжелику, принесшую ему объедки семейного ужина.
На пороге стояла Фрида.
– Ого! – От неожиданности он выпустил кнопочку рулетки, и лента со свистом убралась внутрь.
Жена обняла его:
– А меня Ксения Алексеевна выгнала. Сказала, посидит пока с детьми, а завтра ты меня привезешь.
– Привезу. Ну что, посмотришь квартиру?
– Ой, Славочка, потом, потом! Я так соскучилась…
– И тебе неинтересно, какой я тут ремонт забабахал вот этими вот ручками? – вдруг обиделся Зиганшин.
– Интересно, Славочка, очень интересно! – Фрида засмеялась, закинула руку ему на шею и притянула к себе.
– Да, ты совершенно права. Все потом, потом…
Он повел ее в комнату с надувным матрасом, возле которого Фрида притормозила.
– Ты здесь спишь? Прости, Слава, но это какое-то гнездо.
– Да, зайчик, – охотно согласился веселый Зиганшин. – Гнездышко.
– Да ну тебя! – засмеялась Фрида.
Постель действительно выглядела жутковато. Простыней он не стелил, а просто и без затей укрывался старым армейским одеялом из закромов Анжелики. Тут же валялись многочисленные брошюрки, из которых он постигал науку ремонта, а на полу возле изголовья стояла чашка с остатками утреннего кофе.
Он быстро смел книжки на подоконник, задвинул туда же кружку и постелил одеяло ровно, по линеечке.
– А так хорошо?
– Отлично. Я только боюсь, что он не выдержит нашу встречу…
– Ты мне льстишь.
– Нисколько.
– Слушай, Фрида, а давай у стеночки? Как раз я покрасил, ты посмотри, какая ровненькая…
Зиганшин теснил жену в угол.
– Ровнее не бывает.
– Ну так давай… А то я сто раз по телику видел, а никогда не пробовал. Ты, главное, держись покрепче за меня. И хватит ржать, – строго сказал Зиганшин и рассмеялся сам.
И только все у них стало налаживаться, как позвонили в дверь.
– Никого нет дома. К черту пусть идут.
– Открой, Слава, – вздохнула Фрида. – У нас свет везде горит.
– Такие мы неэкономные.
Они замерли. Несколько секунд висела тишина, и только они понадеялись, что незваные гости ушли, как снова раздался звонок, и в его старомодном «зззз» ясно слышалось что-то издевательское.
– Открой, Славик, – взмолилась Фрида. – А то тебе тяжело меня держать.
Он нехотя опустил ее на пол.
– Запомнила методику?
Фрида фыркнула и побежала открывать.
