Цагар рассмеялся, протянул руку и ласково поиграл кудряшками жены.
– Сейф?! За границей?! Вот это шикарно…
Она упрямо дёрнула головой, выскальзывая из-под его руки:
– Да, говорил: настоящий сейф в каком-то банке, французском или там ещё каком… Семейный клад, какого-то старинного предка залежи. И что у них, мол, ключ от сейфа есть и завещание – всё по закону. И Пашка скоро поедет его забирать. Раньше, мол, было не выехать, а нынче Пашка куда хочь может забуриться… Сидит, знач, трындит свои ля-ля… а тут Пашка с матерью. И пьянчуги наши: «Эй, Паш, поделился бы старинным кладом, отсыпал бы землякам чуток брыльянтов…» Пашка и сорвался и ну отца мордовать…
Вот ещё одна случайно возникшая поэма из опрокинутой чернильницы. И почему – сегодня? Закон парных случайностей? Надо бы спросить у сестры-психолога… Значит, ключ и завещание. Стоп, тут надо сообразить. Возможно, дед, умирая, передал Назару не только «царский перстень», но и всю рукопись, все записки старика Бугрова? Так сказать, семейное наследие для пацана, сколько там лет бате было, – девять? Ну а Матвеевых всегда интересовали вещи практичные: ключ, бумага-завещание, список драгоценностей, помещённых в сейф… Остальное – что там? Бумажки? чепуха, болтовня стариковская… – наверняка бросили за ненадобностью.
Значит, сейф, «клад старинный»?.. Неплохо… Ну, тут тебе, Пашка, надо бы имя поменять. Аристарх Бугров – Аристарху Бугрову…
Он ещё посидел, почти не вслушиваясь в ласковые препирательства Цагара с женой, размышляя о фантастических вензелях нынешнего странного налёта в родной город. Взять эту историю. Не столкнись он на станции с Цагаром – задумался бы над словами, прочитанными сегодня ночью? А сейчас: если б не разговорчивость Полины – подбросило бы его при упоминании о каком-то там ключе? – ведь сколько лет прошло с последнего батиного дня, с последнего их разговора!.. Так кто же, скажите на милость, подгадал случайную встречу двух друзей, которых жизнь уже раскатила в разные стороны? Кто заставил его, Ста-ха, не махнуть рукой на вчерашнее, за выпивкой данное обещание – заглянуть в гости, посмотреть на дом, познакомиться с женой? Вот, познакомились… Доволен?
А Полинка никак не могла слезть с темы. В её кудрявой головке много накопилось разных соображений о соседях.
– …А теперь, знач, они дом продают… А нам-то не всё равно, кто купит: забор в забор, огород в огород… Мало ли кого принесёт, мы с Матвеевыми всё же столько лет рядом.
– Они дом продают? – Стах встрепенулся, отставил рюмку.
– Пашка заставляет… Тёть Людмила прям воет: вся жизнь здесь, подруги, могилы родных… Да и Виктору тоже неохота – тут все его пивнушки наперечёт. А Пашка – нет, и всё! Рвётся уехать, где его не знают. То ли во Владимир, то ли прям в Москву.
Стах поднялся из-за стола, машинально обхлопал карманы пиджака…
– Ты что? – спросил Цагар, тоже поднимаясь. – Чего сполохнулся, куда?
– Поеду… Надо навестить тут… кое-кого…
Они вышли на крыльцо… Монтёр уже слез со столба и чинил электричество на другом столбе, дальше по улице. Кажется, их на всей улице было два. Малышня теперь кучковалась там.
– Погоди, – проговорил Цагар негромко. – Я верно усёк, что ты в Гороховец понёсся? Тебе чего там? Эт тебя Полинка вздрючила?
– Да нет… – неохотно отозвался Стах. – Тут другое… Мне кое-что осталось выяснить, должок там, с детства… Надо с роднёй потолковать.
Цагар, сощурясь, внимательно смотрел на дружка.
– Брось, – обронил. – Брось эту затею. Нехорошие у тебя глаза, Стах. Ты зачем…
– Ничего-ничего… – торопливо пробормотал Стах, отворачиваясь. – Я так, на два слова…
По-хорошему им бы обняться, понял он. Неизвестно, когда ещё увидимся. Скорее всего – никогда.
Он подался к Цагару, обнял его. Сказал:
– Молодец! Всё правильно сделал. И жена правильная.
Но Цагар вцепился, обхватил его, не отпуская. Проговорил в ухо:
– Басалык не прихватишь?
– Что? – не понял Стах.
– Ну, гасило, кистень. У меня есть отличный. Возьми на всяк случай. Пашка шутить не станет.
– Да ты что, – усмехнулся Стах, отпрянул, хлопнул друга по плечу и стал спускаться. На последней ступени обернулся:
– Я по тюряге не тоскую. Я ж не убивать его еду. Так, поговорить…
…А вот поговорить и не удалось.
С той минуты, когда, свернув на знакомую улицу, Стах увидел у дома деда Назара грузовик с брезентовым верхом, а на заборе крупными буквами написанное «На продажу», он понял, что в сегодняшнем пасьянсе событий вот этой карты как раз и недоставало. Продали Матвеевы дом или ещё не продали, а только уезжают они как раз сегодня. Торопится Пашка – куда бы? Вот мы и подоспели, сказал он себе, сейчас Буратино разберётся с золотым ключиком…
Он обошёл грузовик – пока пустой внутри, – двинулся по дорожке к дому и уже собирался взбежать на крыльцо, постучать… как за углом, за кустами смородины, отделявшими двор от огорода, краем глаза заметил мелькнувшую чью-то спину.
Он свернул туда, почему-то стараясь ступать бесшумно.
Спина могла принадлежать кому угодно, но, скорее всего, была Пашкина: плечи широкие, шея налитая. Вряд ли спившийся и постаревший Виктор мог так вольно ступать и так быстро двигаться.
Завернув за угол дома, он и увидел Пашку. Тот раздетый, в одной рубахе, направлялся к сараю в углу двора, свободно и расслабленно шагая; в руке – топор, которым, может, подправлял что-то в доме, а может, окна заколачивал.
И – будто кто под руку его толкнул, будто кто окликнул – Павел вдруг обернулся и застыл. Две-три секунды молча смотрел на стоявшего в десяти шагах от него Стаха… Медленно облизнул шрам на губе… и молниеносным точным движением, почти не замахнувшись, запустил в него топором.
За секунду, пока тот летел, Стах успел и ужаснуться, и восхититься, метнулся в сторону – топор скользнул по рукаву куртки – и молча ринулся на Пашку. С размаху врезался в него, двинул локтем в шею, но, поскользнувшись, не устоял на ногах – оба упали на заснеженные грядки и покатились, сцепившись.
Пашке сподручнее было драться – раздетым, Стаху в куртке и тесно было, и жарко, но он ничего не чувствовал – просто бил куда попадал, пытаясь выпростаться из-под тяжёлого Пашки и оседлать его… Но тот навалился, подмял под себя, сомкнул лапы на шее и стал душить, колотя головой Стаха о землю… Где-то на обочине кроваво плывущего зрения возникла на заднем крыльце фигура, крикнула голосом тёти Людмилы:
– Господи, кто это?! Аристарх?!! Да что ж это?!! Витя, беги скорей, он его убива-ает!!!
Выскочил Виктор на крыльцо, мгновение-другое всматривался в клубок двух тел на снегу, испятнанном кровью… и, облапив жену, стал заталкивать её в дом. Та голосила из-под его рук, и последнее, что услышал задыхающийся под Пашкиными лапами Стах, был её голос, глухо вопящий где-то в доме:
