Книга Механизм пространства, страница 51. Автор книги Генри Лайон Олди, Андрей Валентинов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Механизм пространства»

Cтраница 51

Исчезло «кар-р-р!». Сгинули бакенбарды. Все изменилось разительным образом. В кабинете беседовали два лорда Джона. И только пошив фрака выдавал самозванца.

– Я сейчас подумал… Третий сын лорда Гаррет-Коллей выше вас на целую голову. Это не помешает?

– Нисколько. Если мне не придется быть третьим сыном слишком долго. Полчаса вас устроит?

– Вполне. Но я хотел сказать другое, мистер Бейтс. В ваших способностях я не сомневаюсь, они уникальны. Наш общий друг вручил мне настоящее сокровище, познакомив нас…

Голоса сливались в один, словно некий безумец в вечерний час вздумал беседовать с самим собой.

– Не пора ли поговорить откровенно? Мы сотрудничаем давно, но вы ни разу не спросили о цели нашей деятельности. Это неправильно. Мы – не преступники, не душегубы из Сохо. Мне казалось…

– Мне тоже казалось, милорд. И даже виделось. Подземелье Тауэра, к примеру. Когда меня начнут бить кнутом, лишние знания станут опасным багажом.

– Вам не хочется произносить слово «заговор»?

– Мне даже не хочется слышать его, милорд.

Двойник остался серьезен. Меж бровями обозначились неожиданные складки, затвердел подбородок, взгляд налился тяжелым металлом. Теперь двух людей различил бы кто угодно.

– Напомню, что в день нашего знакомства мы договорились: его величество и члены королевской фамилии неприкосновенны. Я люблю свою страну, милорд. Пусть ею правит пьяница и развратник Георг, осмелившийся поднять свое копыто на ее величество королеву Шарлотту, да будет ей тепло в раю! Он, конечно, изрядное собачье дерьмо, но… Боже, храни короля! Все прочее в вашей власти, милорд, однако избавьте меня от подробностей. Мне вполне достаточно знать, что в результате ваших затей кое-кто из джентльменов, учившихся в Итоне, лишится своих причиндалов.

Чужие губы на чужом лице повторили чужую улыбку. Вернее, хотели повторить. Но по тонкому породистому лицу, окончательно разрушая сходство, расползлась кривая ухмылка, обнажив желтые акульи зубы в три ряда.

Лорд Джон понял – еще миг, и он закричит.

– Извините, милорд. Д-дверь! Забываюсь… Воистину, настоящее подобие может даровать лишь Господь. Поэтому я стараюсь улыбаться как можно реже. Еще раз прошу прощения…

Последнюю фразу он договаривал, отвернувшись к стене. Лорд Джон поспешил перевести взгляд на камин. Зелень, желток; багровые пятна…

– Бом!

Таинственный колокол вовремя подал голос. Гость стал прежним – широкоплечим мужчиной средних лет. Рыжие бакенбарды, лицо в сетке морщин, вывернутые ноздри…

– Мне пора, милорд. Извольте назвать имена эмигрантов. И адреса, если вы хотите, чтобы я занялся делом завтра с утра.

– Адреса? Конечно…

Хозяин кабинета шагнул в сумрак, где прятался огромный стол, нашарил огниво, долго высекал искру. Огонек восковой свечи разгорался без охоты. Лорд Джон подумал, что гость скоро уйдет, а ему суждено остаться здесь, наедине с темнотой и колоколом.

– Бом… – глухо согласился дальний звон.

Где же ты спрятан, колокол? Не в церкви, не на кладбище, не на пристани…

– Итак, четыре претендента, мистер Бейтс. Напрягите память – записи в наших… э-э… затеях исключены.

– Да, милорд! – свет отразился от желтых клыков.

2

О, ярче факела ее краса

Ночные осияла небеса…

Любопытная Луна, выглянув из-за тучи-покрывала, прислушалась, недоумевая: «Кто поздним вечером на пустынной улице декламирует монолог Ромео?» Наверняка безумец-влюбленный, в чьей душе сладостным эхом поют строки Великого Барда. Но где? В центре Лондона, где днем густо, ночью же пусто? Отъявленные романтики – и те стараются лишний раз не прогуливаться в такой час.

Здесь вам не средневековая Верона, друзья. Здесь – столица Великобритании. А на дворе – на улице с погасшими фонарями – XIX век, считая от Рождества Христова. В наше цивилизованное время, в счастливую эпоху прогресса и либерализма, с заходом солнца лучше сидеть дома. Чем безлюдней улицы – тем ниже статистика преступности.

Молчаливые громады домов. Голуби спят на перилах балконов.

Д-дверь! Какой уж тут Ромео!


Она горит алмазною серьгою,

Для бренной жизни слишком дорогою,

У чернокожей ночи на щеке…

У Небес – зоркий глаз. Луне хватило мгновения, чтобы увидеть безумца. Влюбленный? Кто? Рыжий страхолюда, которого в ночные сторожа не запишут – побрезгуют?! Ледяная богиня напрасно сомневалась. Более того, она сумела расслышать шепот прохожего. Шевелились губы, рождая не слова – тени слов:


Прочь, доброта слюнявая! Веди

Меня, пылающая взглядом ярость…

Декламатор помнил пьесу наизусть. Когда-то читал вслух, репетировал перед мутным зеркалом. Подсказывая текст, умница-память скрывала все прочее – то, чего не было, не было, не было…

Не было!

Он не учил Шекспира по книге с пожелтевшими страницами, найденной в отцовской лавке. Не ездил вслед бродячей труппе по Южной Англии, желая увидеть, как играют Кин и Сиддонс. Не копил медяки на билет в «Друри Лейн». Это был кто-то другой, хотя его тоже звали Чарлзом Бейтсом.

Человек остановился у фонарного столба, шумно вздохнул, дернул себя за осточертевшую бакенбарду. Имя! Следовало поменять имя! Чарли Бейтс, ты должен был исчезнуть, уйти в лоно матери-Земли, чтоб и на Страшном суде не вспомнили. Глупец, ты пожалел имя – последнее, что оставалось. «Д-дверь!» – как говаривал сосед, дядюшка Бен, опасаясь даже в пылу пьяной ссоры поминать Того, Который на «Д».

Дверь! Дверь! Д-двер-рь!


О, не гневи меня

И новый грех не вешай мне на шею…

Не уследил! Позволил себе впервые за много недель заговорить настоящим голосом – голосом Чарльза Бейтса. Спохватился, прикусил язык, оглянулся. Пусто! Лишь Луна, вечный констебль над головой.

Губы больше не шевелились.

3

О, не гневи меня

И новый грех не вешай мне на шею.

Тебя люблю я больше, чем себя…

– Как он играл, Нэлл! Как играл! Обидно, право слово. Эдмунд Кин всего-то на пять лет меня старше, а уже актер!

– Ах, Чарли! О чем ты говоришь? Твой Кин – бродячий комедиант. Его труппу даже в Лондон не пускают, не то что в «Друри Лейн», на настоящую сцену! Истинный успех ни ему, ни Саре Сиддонс во сне не приснится. Кстати, она красивая? Эта твоя Сиддонс?

– Красивая?! Нэлл, красивее тебя нет никого на свете. Но она умеет играть. По-настоящему, понимаешь? Эти гусыни из «Друри Лейн» просто читают роль, фразу за фразой. Французская школа, «ха-ха» – три раза. А Сиддонс – каждый раз другая. Словно кожу меняет… Какая она Джульетта, а? Слышала бы ты, Нэлл!

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация