– Чье будущее вас интересует, герр Чжоу?
– Это мальчик. Русский. В прошлом месяце ему исполнилось три года.
– Хороший возраст. Образ и подобье с вами?
– Кое-что есть. Не знаю, подойдет ли это вам… Показать?
– Не здесь. Пройдемте в харчевню матушки Кло. У нее подают дивный сидр. Если вы предпочитаете крепкие напитки, ее кальвадос славится на всем побережье.
– Мой багаж?
– Не волнуйтесь. Мои спутники проследят.
– Я не волнуюсь, – резко бросил Чжоу Чжу. – Это ваши рабы?
Впервые китаец проявил раздражительность. Молодость просителя не смущала Эминента, знавшего, что Посвященный может выглядеть и младенцем. Но сейчас, казалось, тело герра Чжоу взяло верх над разумом, и вздорный юнец вырвался наружу, отстранив истинный дух.
– Это мои спутники. Я оказал им ряд услуг. Взамен они платят мне преданностью.
– Значит, рабы, – кивнул китаец. – Хорошо, идемте.
2
Зайдя в харчевню, они сели за угловой столик и погрузились в молчание. Сперва ничего не происходило. Даже матушка Кло, обычно расторопная, не спешила броситься к солидным, вне сомнений, денежным гостям. Минута, другая, и те посетители, кто решил с утра пораньше побаловать себя глоточком сидра, вдруг вспомнили о неотложных делах. Вскоре харчевня опустела. Матушка Кло просияла, словно не могла дождаться, пока клиенты разбегутся, поставила перед Эминентом запыленную бутылку кальвадоса – и без слов удалилась на кухню.
Лицо матушки выражало рассеянность, свойственную идиотам.
– Показывайте, герр Чжоу.
Китаец полез в карман сюртука. На свет явились миниатюрные ножницы, сделанные из драгоценного алюминиума. Следом за ними – лист рисовой бумаги. Барабаня пальцами по краю стола, Эминент наблюдал, как Чжоу Чжу орудует ножницами. Такой способ создавать подобье был ему в диковинку.
Идеально ровный кругляш лег в центре треугольника, образованного бутылкой и двумя стаканами. Замерцав, он превратился в пуговицу, украшенную «сенатским чеканом»: колонной с надписью «закон». Пуговица блестела золотом в лучах солнца, падающих из окна.
– Это пуговица с мундира его деда, – сказал китаец. Лоб герра Чжоу блестел от пота, как если бы он не бумагу резал, а таскал мешки с зерном. – Не сомневайтесь, образ подлинный.
– Как зовут деда?
– Иван Алексеевич Гагарин.
– Князь Гагарин? Масон? Венерабль
[54]
Петербургской ложи Орла?
Эминент взял в руки бутылку, желая налить кальвадоса, и вздрогнул. На этикетке значилось: «Venerable». Такого рода совпадения следовало считать предостережением. Не хотелось бы ссориться с русскими масонами…
Медно-апельсиновый напиток полился в стаканы. Запах специй смешался с усилившимся ароматом жасмина. С набережной донеслись вопли: там ловили вора.
– Да.
– Ну у вас и запросы, герр Чжоу… Что еще?
Ножницы зашуршали вновь. Тонкие, невесомые полоски бумаги превратились в прядь волос. Темно-русые, чуточку влажные, волосы на столе смотрелись чужеродно.
– Это локоны мальчика?
– Нет. Это волосы его отца, Павла Ивановича Гагарина.
– Не знаю такого. Тоже масон?
– Нет. Тихий, безобидный человек. Недееспособен, взят семьей под опеку. Живет в имении…
Эминент дотронулся до волос.
– Деревенька Ключи, герр Чжоу. Россия, Тамбовская губерния.
– Преклоняюсь перед вашим мастерством. Хочу заметить, что отец мальчика схож с дедом лишь в одном – оба увлекаются театром. Верней, актрисами. От скуки плодят внебрачных детей…
– Ваш мальчик – бастард?
– Ублюдок.
Эминент понял, что его раздражает в китайце. Слоистость – одежда щеголя, внешность даоса, юность облика, древность ауры; нижне-саксонский акцент, азиатское презрение к нижестоящим…
Этот человек был опасен и, значит, – полезен.
– У вас есть что-нибудь от мальчика? – отхлебнув глоток яблочной водки, Эминент пришел в наилучшее расположение духа. Он вспомнил, где встречал китайца раньше. – Согласитесь, трудно провидеть судьбу, располагая лишь косвенными маяками…
– Вот…
Отложив ножницы, герр Чжоу достал свинцовый карандаш. Он оказался умелым рисовальщиком – вскоре на неповрежденной части листа бумаги возникло лицо старика. Густая, раздвоенная на конце борода, могучий лоб; островки седых волос за ушами. Глазки, скрытые за припухшими, как от болезни, веками смотрели на Эминента с печалью и сочувствием.
– Это мальчик?
– Да. В возрасте шестидесяти лет.
– Вы способны проницать завесу времен не хуже моего, герр Чжоу. Зачем вам чужая помощь?
– Я слеп к мелочам. Мы, маги Поднебесной, традиционно сильны в области больших чисел. Мы доверяем векам и миллионам, – тронув губами кальвадос, Чжоу Чжу равнодушно отставил стакан. – Мне проще отследить гибель империи, чем день свадьбы собственной дочери. Скажите, что вы сделаете, если захотите кого-нибудь убить?
Эминент пожал плечами.
– Я его убью.
– Как?
– По-разному. Допустим, заражу холерой.
– Вот видите, вы мыслите не по-китайски. Заразить холерой одного-единственного человека? Это очень трудно. Нужен целый ряд обстоятельств, не зависящих от усилий мага. Игла в стоге сена не поддается воздействию.
– А что сделали бы вы на моем месте?
– Я? – глаза китайца просияли, как у младенца, потянувшегося навстречу матери. – Я подожгу стог. Иначе говоря, я вызвал бы эпидемию холеры в городе, где живет объект моего неудовольствия. Еще лучше вызвать эпидемию во всей стране. Это гораздо проще. А главное, объекту некуда сбежать. Чувствуете разницу? Века и миллионы… Вы слишком щепетильны, герр Эминент. История оперирует масштабом и целью, как хирург, не смущаясь брызгами крови на фартуке. Микроскоп – не наш инструмент.
– Хирург – не мясник, герр Чжоу. Впрочем, оставим спор до лучших времен. Давайте-ка займемся вашим мальчиком…
Минут на десять в харчевне воцарилась тишина. Никто не заглядывал с набережной внутрь, матушка Кло оставалась на кухне. Прислуга сплетничала на заднем дворе. Нахмурив брови, сощурившись, будто ему в лицо бил сильный ветер, Эминент сидел неподвижно, как статуя. Китаец ждал с терпением Будды. Не происходило ровным счетом ничего, если не обращать внимания на кальвадос в стакане барона – напиток бурлил, как при кипении, распространяя запах абрикосовой косточки.
