Хомутов понял, наконец, и рассмеялся.
— Ловко. — Он покачал головой. — Следовательно, тот, кто увидит меня здесь, не сможет спустя несколько минут попасть в другую половину дворца и обнаружить там подлинного Фархада…
Сулеми кивнул.
— Все верно. Но мы приняли также и дополнительные меры для того, чтобы вас здесь не увидели, даже случайно. Мы ограничили вашу свободу передвижения.
Хомутов удрученно покачал головой.
— Но это в конце концов жестоко — все время держать меня взаперти.
— Это не продлится долго, — пообещал Сулеми. — Как только вы освоите все необходимые навыки, вы начнете выезжать в город, заменяя президента.
— Но потом мне придется возвращаться сюда.
— Да, Павел. Пока вы будете двойником, прежней жизни для вас не существует.
— А письма?
— Ни в коем случае! — отрезал Сулеми.
— Но как удастся объяснить мое исчезновение?
— Кому?
— Тем, кто знал меня здесь.
— Им уже все объяснили.
— Каким образом?
— Не знаю, — Сулеми пожал плечами. — Это возложено на полковника Гареева.
— Я могу увидеть его?
— Непременно. Он обеспечивает операцию с советской стороны. У вас неоднократно будет возможность встретиться с полковником.
31
Во время политинформации, проходившей в зале посольства, Уланов и Людмила оказались почти рядом — она сидела на два ряда впереди и чуть правее и в какой-то момент улыбнулась. Их глаза встретились. Уланов тоже на всякий случай улыбнулся, но тут же притушил улыбку, натолкнувшись на колючий, полный неприязни взгляд.
Посол Агафонов вещал с трибуны о международной обстановке. Обстановка, видимо, была так себе, поскольку Агафонов вид имел неважный, мягко говоря. Среди присутствующих только полковник Гареев знал истинную причину такого состояния посла. Агафонов был удручен оттого, что сознавал свою неправоту в истории с переводчиком Хомутовым. Гареев добился-таки разрешения не посвящать посла в операцию с двойником, и представил дело так, будто Хомутов отправлен на родину тем же самолетом, которым председатель КГБ возвращался в Москву. Сообщая Агафонову об этом, он со значением добавил, понизив голос:
— Глава ведомства был буквально вне себя, узнав об истории с переводчиком. Дело приняло настолько серьезный оборот, что Хомутову даже не было разрешено дождаться аэрофлотовского рейса.
При этих словах посол окончательно пал духом, но это было еще не все, Гареев не мог отказать себе в удовольствии доставить ему еще несколько скверных минут.
— Я слышал также, что мальчики из охраны председателя доставили Хомутова к трапу в наручниках. Это, однако, я вам скажу…
Теперь, стоя на трибуне, посол читал подготовленный референтом текст, однако мысли его были далеко, в Москве, где сейчас, возможно, решалась его судьба.
Уланов подался вперед и негромко позвал:
— Люда!
Она не обернулась, но по тому, как дрогнули ее плечи, Уланов понял — услышала. Услышала, но не хочет говорить. Ему пришлось дождаться окончания политинформации, чтобы пробраться к ней в толпе устремившихся к выходу посольских работников. Обнаружив Уланова рядом, Людмила вспыхнула и раздраженно заявила:
— Я не хочу ни о чем говорить с вами!
— Буквально два слова! — умоляюще сказал обескураженный Уланов. — Я хотел спросить о Паше…
— С таким же успехом вы можете узнать у меня о здоровье короля Саудовской Аравии, — отрезала Людмила.
Они вышли из здания посольства.
— Он встречался с вами накануне отъезда?
— С какой стати? — повела плечом девушка.
— Он говорил, что собирается передать вам письмо.
— Какое письмо?
Уланов почувствовал, что интонация изменилась, и поторопился закрепить успех:
— Точнее, он просил меня передать вам письмо.
Люда шла, по-прежнему не глядя на спутника, но ее шаг стал не таким стремительным.
— Но он так и не дал мне его. Я и подумал: может быть, он сам встретился с вами перед отъездом.
— Ничего подобного!
— Он тяжело переживал…
— Могу представить!
— Это правда.
— Естественно. Такая нежная ранимая душа…
— Люда, зачем вы без конца иронизируете?
— Скажите спасибо, что я этим и ограничиваюсь.
— Послушайте-ка!
Уланову осточертело беспрестанно нагонять Люду, он схватил ее за плечо и повернул к себе. Теперь они стояли лицом к лицу, совсем рядом.
— Он очень страдал из-за того, что, по его словам, совершил какую-то глупость. Я не знаю, что случилось между вами, но Паша мне сказал, что за все происшедшее винит только себя. И еще, что его скоро отправят домой, поэтому и о письме говорил. С того дня я его не видел, он исчез совершенно внезапно, но я уверен — письмо это где-то должно быть! Возможно, он оставил его дома или где-то еще — но оно есть, я убежден!
— Зачем вы мне говорите об этом? — спросила Люда.
— Потому что это было очень важно для него. Понимаете?
— Понимаю, — кивнула Люда. — Но мне это, в общем, теперь безразлично.
32
Гареев прибыл в президентский дворец поздним вечером. Его встретил Сулеми и проводил в свой кабинет, распорядившись подать гостю чай.
Полковник выглядел утомленным, и Сулеми не стал ни о чем расспрашивать гостя. Это было не принято. Будет необходимость — сам расскажет.
— Как наши дела? — поинтересовался Гареев.
Человек в униформе внес поднос с чаем, бережно поставил на стол. Сулеми подождал, пока тот удалится, сел в кресло.
— Учимся.
— Получается?
— Кажется, да, — кивнул Сулеми.
— Я не видел нашего общего друга с того дня, как мы доставили его во дворец.
— Значит, для вас встреча с ним будет приятным сюрпризом, — одними углами губ улыбнулся Сулеми.
Гареев принялся за чай. Ему не терпелось увидеть Хомутова, но он знал, что здесь ничего не делается быстро. Всему свое время.
— Замечательный чай! — похвалил он.
Сулеми в знак признательности приложил ладонь к сердцу.
— Президент Фархад уже видел его?
— В новом обличии — нет.
— Я сгораю от любопытства, — признался Гареев. — Может быть, пройдем к нему?
Сулеми отставил пиалу. Покинув кабинет, они миновали пустынный коридор и поднялись этажом выше. Сулеми своим ключом отпер дверь, распахнул ее. Гареев переступил порог и сейчас же увидел человека, сидящего за столом. Он обернулся на шум и поднялся во весь рост. Гареев вопросительно взглянул на Сулеми, беспомощно развел руками:
