— Что случилось?
Амира хотела отступить в глубину комнаты, но тут же поняла, что замечена кем-то из наружной охраны. Прятаться смысла не было. Она выглянула из окна и произнесла, как бы извиняясь:
— Я по неосторожности выдавила стекло. Мне очень жаль.
В это время глаза ее уже жадно ощупывали подоконник, выискивая осколок нужных размеров. Найдя, она поспешно спрятала его в дальнем от окна углу, и на миг расслабилась, поняв, что успела все сделать как решила. Позже сюда явится человек из обслуги, осколки уберут, и никто не заметит, что одного не хватает. Обнаружится это только завтра, когда предатель будет мертв. Любопытно — слышен ли был звон стекла в президентской спальне?
Но Хомутов ничего не слышал. Он спал мертвецки и проснулся от того, что кто-то встряхнул его за плечо — коротко, но решительно. Поднявшись на локте, он сонно спросил:
— Кто здесь?
— Это я, — отозвался Хусеми. — Вы позволите включить свет?
— Давай, — Хомутов до хруста в костях потянулся.
Щелкнул выключатель.
— Что случилось? — поинтересовался Хомутов, щурясь.
— Большие неприятности.
Глаза Хомутова привыкли, наконец, к свету, и он увидел, что Хусеми смертельно бледен. Сонливость как рукой сняло, он хотел поторопить секретаря, чтобы тот говорил все как есть, но не успел, потому что Хусеми уже обронил, словно гири, страшные слова, глядя, однако, прямо в глаза Хомутову:
— Бахир уже знает, что вы — не Фархад.
Хомутов задохнулся, оскалился на миг, как загнанный зверь, и несколько секунд мысли его метались в полном беспорядке.
Когда к нему вернулся дар речи, он смог произнести лишь одно:
— Что за чушь?
И пока он это выговаривал, натягивая на лицо привычную маску, к нему пришло понимание: произошло что-то страшное, он погиб. Хватаясь за соломинку, он нелепо проговорил:
— Но ты-то знаешь, что это ложь?
На это Хусеми ответил лаконично:
— Вы действительно не товарищ Фархад!
— А кто же я, по-твоему? — потрясенно спросил Хомутов.
— Не знаю. Не хочу знать.
89
Бахир считал себя человеком осторожным, поэтому и разговор с Хусеми начал издалека. Разговор этот не был случайным — по приказу полковника один из его заместителей передал Хусеми приглашение приехать в министерство обороны для передачи некоторых крайне важных документов, и здесь, в министерском коридоре, Бахир якобы случайно столкнулся с секретарем. Полковник приветствовал его с особым радушием.
— Рад, рад видеть! Не частый гость вы у нас, уважаемый Хусеми!
Хусеми ответил улыбкой, пожал плечами, давая понять, что работа поглощает все его время, это не нуждается в пояснениях, и Бахир, похоже, понял его, кивнул, соглашаясь:
— Да, дел много, дорогой друг. Их и не может быть мало, когда находишься рядом с таким блестящим политиком, как товарищ Фархад.
«Опытный льстец, — подумал Хусеми равнодушно. — Одним комплиментом — двух зайцев».
— Мы все стали работать гораздо напряженнее в последнее время, — добавил Бахир. — Товарищ Фархад ставит перед нами все новые и новые задачи.
Министр постепенно увлек Хусеми в свой кабинет, и не успел секретарь опомниться, как адъютант уже разливал в пиалы пахучий чай. Хусеми взглянул на часы, Бахир перехватил его жест, улыбнулся в усы:
— Я не думаю, что отниму у вас много времени. У каждого — свои заботы, не так ли?
Хусеми кивнул.
— Вы выглядите утомленным, — заметил полковник.
— Почему же? Я не сказал бы, что нуждаюсь в отдыхе.
— Но ведь ритм деятельности правительства изменился. Разве вы не заметили?
— Нет. Мне так не кажется.
— Но все же перемены есть.
— Какие же?
— Не знаю. Затрудняюсь объяснить.
Хусеми отпил глоток чаю.
— Товарищ Фархад строит работу по-новому, — Бахир взглянул на секретаря с почтением. — С вашей помощью, разумеется, дорогой Хусеми.
— Я лишь один из множества.
— Ваша скромность известна всем, как всем известно, что именно вы планируете рабочий день президента.
— Главное он намечает сам.
— И в последнее время — в большей степени, чем прежде.
Бахир произнес это так, что осталось неясным — то ли он утверждает это, то ли задает вопрос, но в его интонации Хусеми уловил нечто, что встревожило его. Он поднял глаза на министра, но тот умиротворенно прихлебывал из пиалы, и Хусеми решил, что ошибся. Наконец Бахир отставил пиалу и пожаловался:
— Времени катастрофически не хватает. Через неделю — доклад у президента, предстоит еще во многом разобраться. Наши аналитики работают круглые сутки.
Хусеми перебрал в памяти наметки на ближайшую неделю: да, действительно предстоит встреча с министром обороны.
— Я думаю, вы успеете к сроку, — сказал он. — Так бывало всегда.
— Работать с вами истинное наслаждение, — улыбнулся Бахир. — У вас для каждого найдутся слова одобрения.
Хусеми отставил пиалу, поднялся.
— Не буду более задерживать, товарищ министр.
— Ну что вы, для меня большая честь — принимать вас у себя. Я чувствую, что нам предстоит работать вместе долго и плодотворно.
Бахир проводил секретаря президента до дверей, оставалось лишь пожать руки, но внезапно полковник, как бы невзначай, уронил:
— А все-таки стоит поразмыслить, отчего так изменился товарищ Фархад…
— Что вы имеете в виду?
— Общее, знаете ли, ощущение. По-моему, это началось после покушения по дороге из порта.
— Не могу судить, не замечал, — отвечал Хусеми, поспешно покидая кабинет министра.
Он едва сдерживался, чтобы не выдать охвативший его ужас. Отчаянно колотилось сердце, сбивалось дыхание, но внешне секретарь казался спокойным, его матовую бледность можно было действительно принять за признак переутомления.
Ожидавший в машине шофер взглянул на него вопросительно — Хусеми махнул прямо, что означало — во дворец.
Четверти часа, пока они ехали к центру столицы, Хусеми хватило, чтобы успокоиться. Он восстановил в памяти подробности беседы с министром и решил, что преувеличивает масштабы опасности. Слова Бахира можно было истолковать по-разному. Чего он так испугался, в самом деле?
Поднимаясь в приемную, Хусеми уже был совершенно спокоен, разговор оставил неприятный осадок, но он о нем забыл почти сразу, занявшись повседневными делами.
К концу дня он уже и сам поверил в то, что ошибся, однако около семи без всякого внешнего повода позвонил министр обороны и предложил снова встретиться, назначив время в полночь в своем министерстве. Такие поздние совещания не были редкостью, и Хусеми отнесся бы к предложению полковника спокойно и в этот раз — если бы не утренний разговор. Похоже все-таки, что его подозрения имели почву.
