— Аллах помогал мне все эти дни, сказала Амира, и голос ее был тих и страшен По его воле я пришла сюда — чтобы казнить тебя.
Хомутов протестующе замотал головой, но Амира не дала сказать ему ни слова. Она продолжала, не повышая голоса.
— В тебе — все зло мира! И уйти из мира оно может только с тобой. Мои друзья погибли, но видишь, я — здесь, и я выполню волю Всевышнего.
Она медленно приближалась, ковер скрадывал звук ее шагов. Хомутов мог бы остановить ее, наверное, но он был так потрясен, что не мог пошевелиться, и только когда ствол пистолета уперся в его горло, задирая подбородок, сдавленно проговорил:
— Я не Фархад! Умоляю, выслушай меня! Я сейчас все объясню, — словно эта девушка могла ему поверить.
Ее глаза говорили одно — любые слова бесполезны. Хомутов сделал движение, чтобы отступить на шаг, но в следующий миг Амира нажала на спусковой крючок.
92
— Что-то происходит в Хедаре, — Агафонов сцепил пальцы и хрустнул ими. — У вас есть какая-нибудь информация?
Овчаренко, сидевший напротив, пожал плечами.
— Все то же прошлой ночью на улицах замечены танки, однако к утру их поспешно вывели из города.
Посол вяло пошевелил кистью, давая понять, что это для него никакая не новость, он ожидал чего-то другого.
— Я сегодня утром связывался с Москвой, — сказал он. — Докладывал обстановку.
Овчаренко тоже успел сбросить информацию своему московскому начальству, но промолчал об этом.
— Я думаю, что все это нацелено против Фархада, — продолжал посол, поглядывая на Овчаренко и пытаясь определить, что тот думает по этому поводу.
— Не исключено.
— Но — кто? Министр обороны? Кто-то еще из высшего руководства?
— Узнаем в ближайшее время, если болтовня насчет готовящегося переворота не дымовая завеса.
— Так, по-вашему, это Бахир? — Агафонов становился настойчив.
Ему казалось, что Овчаренко знает что-то, но упрямо молчит, и тем самым его, посла великой державы, ставит в глупейшее положение. Старый прием — не делиться информацией, чтобы успеть нахватать очки. Он уже хотел было сказать, что они делают общее дело, и о каком соперничестве может идти речь, но прикусил язык — оба они далеко не мальчики.
— Я думаю, не следует излишне волноваться, — лениво проговорил Овчаренко. — Фархад за последнее время для многих стал неудобен. Оно, быть может, и к лучшему, если он действительно уйдет со сцены.
— Но кто придет на смену? — всполошился Агафонов. — Новый человек — всегда новый курс.
— В странах, подобных Джебраю, это не новый курс, а создание видимости такового, — уточнил Овчаренко. — Маленькая страна не выживет в одиночку, ей нужен покровитель — и мы вот они, всегда наготове.
— Кроме нас, существуют еще и Штаты. И если то, что готовится, — дело рук Бахира…
— И что же тогда?
— Джебрай качнется в сторону Запада.
— Бахир слетит со своего поста через пару недель.
— Вы как-то чересчур в этом уверены.
— Еще бы. Большинство офицеров джебрайской армии проходили обучение в Союзе. Вся элита службы безопасности заканчивала спецшколы КГБ. И если Бахир вдруг повернет не туда, куда следует, безусловно отыщется группа патриотов, которые…
Овчаренко оборвал фразу, поглядывая на посла почти насмешливо. Он думал сейчас о том, что этот человек вряд ли теперь удержится на своем месте. Уйдет Фархад — и Агафонова отзовут, пришлют в Хедар нового главу миссии. Такое практикуется. По чести сказать, давно пора — Агафонов не ориентируется в происходящем, утратил контроль над ситуацией, паникует. А тем временем военный аэродром в Бергаше уже принимает один за другим борты, перебрасывающие в Джебрай два батальона десантников из Подмосковья. С помощью технических служб уже прервана связь Джебрая с внешним миром, переведены на режим особого положения соответствующие подразделения.
Овчаренко был уверен, что неожиданностей не будет. И когда Фархада свалят, первое, что предпримет новый руководитель Джебрая, — поклянется в нерушимости дружбы с Советским Союзом.
К тому моменту он уже будет информирован о присутствии советских десантников в Бергаше.
— Вы напрасно портите себе кровь, — сейчас Овчаренко был почти ласков. — Один президент уходит, другой приходит — такое случается порой, и поверьте — ничего страшного.
— Я не хочу крови, — вырвалось у Агафонова.
— А крови и не будет, — мягко отвечал майор.
Подумав, уточнил:
— Впрочем, может, и будет. Но совсем немного.
93
Солдаты уже сидели в крытых машинах. Бахир приказал начать движение, прыгнув в кабину едва ли не на ходу. Он не будет ставить задачу до последней секунды. Он сделает это уже во дворце. Ласково погладил пригревшийся на коленях автомат, отвернулся к окну. Город пока еще жил обычной жизнью, но через полчаса все изменится. Уже отдан приказ, и к Хедару движется колонна техники. Танки войдут в столицу в тот момент, когда в президентском дворце, по его расчетам, бой уже будет близок к завершению. Войска перекроют улицы — это необходимо сделать до того, как сам Бахир выступит с обращением к стране.
Площадь перед президентским дворцом была почти пуста, грузовики пересекли ее на большой скорости и остановились перед запертыми воротами. Из-за решетчатой ограды встревоженно выглядывал часовой. Бахир показался из кабины, чтобы его узнали, выкрикнул возбужденно и зло:
— Открывай!
Часовой молча таращился, утекали драгоценные секунды, и полковник повторил, все более раздражаясь:
— Открывай! Ты что, не узнаешь меня?
К часовому уже бежал неизвестно откуда взявшийся агент в штатском, зажав под локтем короткоствольный автомат — такой же, как у Бахира. Министр вдруг понял, что ворота не откроют, во дворце почуяли неладное и приняли меры. Время! Время! Он рухнул на сиденье, крикнул водителю:
— Вперед! На таран!
Его крик оглушил водителя, и тот рванул машину вперед. Бахир успел заметить, как исказилось лицо часового, но тут же перевел взгляд на агента в штатском — тот успел вскинуть автомат и присесть, но открыть огонь не смог. Грузовик выдавил литые створки ворот, и они обрушились на стрелка всей массой, а в следующий миг накатилась машина, за ней вторая, и теперь путь был открыт.
— Вперед! — рявкнул Бахир и, распахнув дверцу, встал на подножку.
Навстречу бежали еще двое с автоматами, их лица были ожесточенно-хмуры. Бахир срезал их длинной очередью.
Это был пример своим, словно лицензия, выданная на убийство, — и в то же время приказ. Оглянувшись, полковник увидел их глаза и понял, что все получится, сегодня он сможет сделать то, к чему стремился.
