— Что такое? — забеспокоилась Аля, поглаживая их по щечкам. — Почему грустим, хмуримся? Что случилось?
— Мы подумали, ты нас бросила, — сказала Маша.
— Я?! Вас?! — ахнула Аля. — Никогда! Как вы могли подумать! Так, мы сейчас соберем наши вещи и поедем… в гостиницу.
— За нами опять гонятся? — наивно спросил Миша.
По всей видимости, мальчику нравилось удирать от погони, нравились приключения, потому его глазенки загорелись азартом. А Петя, услышав вопрос, догадался, что мама ангелочков — мастерица создавать проблемы своим детям. Но минуту спустя он втянулся в водоворот сборов, утрамбовывая до отказа сумки и чемоданы. Подавая ему очередную стопку вещей, Миша громко спросил:
— Мама Аля, а это кто?
— Этот дядя наш друг, — пояснила Аля, укладывая в детский рюкзак игрушки. — Он очень хороший человек, не обижайте его.
— Меня зовут Петя. Петр, — представился тот мальчику.
С серьезной рожицей Миша протянул ладошку, Петя, конечно же, осторожно пожал ее, потешаясь про себя над ребенком, который силился выглядеть взрослым и серьезно спросил дядю:
— Петр? Как царь?
— Какой царь? — улыбнулся Петя.
— Как в книжке — Петр Первый.
— Э… Ты что… читал книжку «Петр Первый»? — Миша кивнул, а Петя присел перед ним на корточки, чтобы лучше разглядеть. — А тебе не кажется, что для чтения этой книжки возраст немного маловат?
— Считаешь, что ты еще не вырос?
— Хе… хм… хе… — произнес нечто нечленораздельное между смешком и кашлем Петя, одновременно выпрямляясь и не зная, что сказать ребеночку. Может, надо было бы похвалить, но не за книжку же «Петр Первый».
Аля, заметив, что новый знакомый несколько напряжен, попыталась объяснить ситуацию:
— Петя, не обращай внимания, Мишка у нас с трех лет хорошо читает, с четырех глотал уже толстые книжки.
— Машенька у нас тоже вундеркинд? — осведомился Петя.
— Нет, я нормальная, — восторженно заверила девочка, трогательно приложив ладошки к груди и улыбаясь.
— Мишук, прекрати пугать людей, — сказала Аля мальчику, ставя в ряд чемоданы и сумки. — Так, если что-то и забыли, Тося привезет. Дядя Петя, ну, поехали? Ой! Мы никуда не едем!
И плюхнулась на скрипучий диван, мгновенно став серого цвета. Интересная реакция у детей: они подбежали к ней и уселись на тот же диван с двух сторон безумной мамаши — именно так теперь воспринимал Петя этот экземпляр второй половины человечества явно с пулей в голове. Знает он Алику чуть больше половины суток, а спонтанностью она его уже не удивляет, потому он, закрывая молнию на последней сумке, индифферентно кинул вопрос:
— Алика, что опять не так?
— Все не так. Водительское удостоверение утеряно, но и паспорт утерян — кто меня поселит в гостиницу без документов?
— Действительно, — согласился Петя.
Хотел сказать девушке пару утешающих слов, да вдруг его прострелила мысль, что сейчас он должен принять некое решение, удобное для всех. Почему он? А потому что мужчина, взялся помочь — одновременно, по умолчанию, взвалил на себя ответственность за трех человек. Мысль не пришлась по душе, внутренний голос толкал на благородный поступок, а Петя упорно сопротивлялся. В поисках выхода он занервничал, а ничего удобоваримого не приходило на ум, вот так и совершаются глупости — озвучивается самый неподходящий вариант:
— Поехали. Поживете у меня, а когда паспорт и права…
— Правда? — вскинулась Аля. — Петя, спасибо! Если бы я была одна… но со мной Миша с Машей, за них страшно. Не переживай, мы будем вести себя тихо, как мышки. Обещаем, ребята?
— Обещаем! — ответили дети хором.
Ну, когда с такой уверенностью и готовностью даются обещания — жди больших-больших проблем, по глазам видно. Без энтузиазма Петя взял два самых тяжелых чемодана и кивнул троице головой в сторону выхода.
* * *
Стефик — так ласково называла его мама, она же дала ему имя Стефан в честь своего деда-поляка. Высокий, статный, с густой шевелюрой серых волос, он похож на мать, хотя у матери черты лица объемные и потому заметные, а у него тонкие, даже изящные. Такие черты больше подошли бы женщине, однако двадцатисемилетний Стефан к женоподобным мужчинам не имел отношения. Когда он узнал о смерти матери, его затрясло, лоб покрылся каплями пота, ноги у молодого человека подкосились в прямом смысле. Он опустился на диван, некоторое время сидел без движений, да вдруг зашарил по карманам. Сигареты искал.
Черновой дал немного времени сыну Вольской привыкнуть к мысли о том, что матери у него больше нет. Конечно, для Стефана это непоправимая утрата, к ней сыну привыкнуть невозможно, но первый шок все же проходит, и довольно быстро, потом человек живет с болью, и это может длиться очень долго. Андрей Максимович дождался, когда Стефан выкурит сигарету, только после того, как молодой человек загасил окурок, посчитал возможным задать ему несколько вопросов:
— Скажите, Стефан, откуда вы приехали?
Но тот снова закурил, потом, порывшись в карманах пиджака, достал билет, молча протянул его следователю.
— Из Питера, — изучая билет, для присутствующих в гостиной сказал Черновой. — Сегодня… Вы там живете или ездили погостить?
— Живу, — наконец прорезался голос у Стефана. — Но мама последнее время настаивала, чтобы вернулся домой насовсем и помог с бизнесом…
Он споткнулся на следующем слове, Тахир перехватил инициативу у следователя:
— Почему замолчали? Вы что-то вспомнили?
— Нет, просто… Да, вспомнил. Мама требовала при каждом удобном случае, чтобы я вернулся, а потом перестала. Примерно с полгода не слышал уговоров, тема закрылась сама собой, без моих просьб.
— У нее были проблемы?
— Пф! У кого их нет? Бизнеса без проблем не бывает.
— Ну, а конкретно, с какими трудностями сталкивалась ваша мать?
— Мне стыдно, но я не интересовался мамиными делами.
— Вы, конечно, работаете? — снова подключился Андрей Максимович.
Вопрос как будто безобидный, а в интонации сквозило сомнение, словно люди типа Стефана, по мнению следователя, не дружат со словом «работа».
— Музыкантом. В группе гитарист, могу ударником…
Для консерватора Чернового музыкант не профессия, а забава. Он опустил глаза на руки молодого человека, словно хотел удостовериться, что эти пальцы держали гитару. Держали, да. Пальцы музыканта и в покое рассказывают о музыке, они иначе не могут жить, но внимание Андрея Максимовича привлек браслет, отливающий сталью (наверное, из белого золота). Он плоский, шириной примерно сантиметр и, казалось, литой, тем не менее змеился по запястью, будто живой, а по краям украшен крошечными шариками и цветными камешками — наверняка не стразами. Подняв глаза, Черновой заметил серьгу в ухе, на шее цепочка с подвеской — каким-то символом… в общем, музыкант, что с него взять.
