– А ты посмотри вглубь зала, – печально вздохнул Фалько. – Аккурат туда, где тени больше. Это и есть они, шпики короля. Один уже убежал куда-то. Видать, королевский разъезд недалеко. За каждого инакомыслящего Альберт посулил по золотой монете, так вот и стараются.
– И что же теперь будет?
– Придут солдаты, – пожал плечами принц, – арестуют пастухов, а после повесят. Главное, чтобы они на нас внимания не обратили. Предлагаю поскорей убраться в свои комнаты и затаиться, пока заваруха не пройдет. Внимание солдат и шпионов нам ни к чему.
Я осторожно взглянул туда, куда указывал Фалько. Трое сухих, поджарых людей в серых рубахах и легких кожаных сапогах, кутаясь в плащи, будто бы ничего не замечая, цедили пиво из пузатых кружек да иногда забрасывали в рот полоску вяленого мяса с круглого блюда, разместившегося в центре стола. Головы их были опущены, разговоров компания не вела, и лишь изредка они перебрасывались короткими фразами, однако, как только я попытался рассмотреть их лица, сразу почувствовал на себе холодный колкий взгляд и спешно отвел глаза.
– Их надо предупредить, – произнес я сквозь сжатые губы. – Это же простые люди, хоть и глуповатые. Они не должны умирать из-за длинного языка одного из своих товарищей.
– Предупредим – привлечем внимание, – холодно возразил Фалько. – А там за нами начнется такая охота, что будет не до смеху. Или ты так силен, что сможешь перебить целый королевский гарнизон? Он тут недалеко. В одном переходе, по Северному склону.
– Принц дело говорит. – Коба затеребил меня за рукав. – А ну, уйдем-ка отсюда, хозяин, от неприятностей подальше.
– Поздно. Делаем вид, что мы просто путники, – обронил Фалько и опустил глаза.
Глава 22. Когда вера в чужую ложь может выйти боком
Во дворе послышались громкий лязг железа, конское ржание, перебранка, и уже через несколько мгновений дверь распахнулась, что есть силы врезавшись в стену. Обеденный зал в мгновение ока наполнился латниками, на плюмажах которых раскачивались белые перья. Плащи солдат едва ли не доставали до земли, скрывая кольчугу. Большая часть из них была вооружена тяжелыми тупорылыми арбалетами, заранее снаряженными болтами. Среди них выделялся один человек – невысокий, смуглый, в плаще с меховой оторочкой и в красной кожи сапогах. Руки его были пусты, но из-под полы выглядывала рукоять меча, украшенная драгоценным камнем, а на пальцах, не прикрытых латными перчатками, сверкали перстни с крупными камнями. Видимо, был это кто-то очень важный, и вел он себя соответствующе, то есть нагло, бесцеремонно, по-хамски.
При виде этого разряженного попугая, хозяин заведения стал белее мела, однако не растерялся и, выскочив из-за стойки, принялся кланяться перед незваными гостями.
– Господин королевский офицер! Какая честь, какое удовольствие увидеть вашу почтенную персону в стенах моего постоялого двора.
– Твоя помойка мне не в радость, – сказал офицер, брезгливо оглядывая обстановку. – Давно пора ее сжечь, чтобы всякий сброд, что ходит тут, не получил крышу над головой. Где они?
Невзрачный тип, в сером одеянии, выскочив из-за спины окруживших офицера солдат, как черт из табакерки, вытянул руку, указывая в ту часть зала, которую облюбовали пастухи. Старший схватил его за воротник, и, оттолкнув хозяина, потащил шпика за собой. Несчастные пастухи застыли в немом оцепенении и ужасе, будто зайцы перед удавом. В глазах их читалось отчаяние. Недалекие, простые, они тем не менее отлично понимали, что сейчас произойдет.
– Говори! – Офицер отпустил королевского шпика, и тот склонился в униженной позе. – Говори, что сказал мне, или клянусь своим гербом, ты пойдешь на виселицу вместо смутьянов!
– Эти люди, – голос обвинителя вдруг зазвенел под закопченными сводами постоялого двора, – хулили нашего государя, обвиняя его в мерзких поступках, в числе которых было убийство собственного батюшки, измывательство над простым людом, разграбление казны и пустое кровопролитие, на пользу отчизны не способное послужить. Тому свидетель я и трое моих товарищей, верных подданных его величества Альберта Первого, милостивого вседержителя.
– Правду ли он говорит? – Офицер встряхнул шпиона и вдруг отпустил его, из-за чего доносчик чуть было не упал от неожиданности. – Или врет, дабы золото получить?
Вопрос этот был обращен к компании в сером одеянии, и те, до этого сонные и безучастные, вдруг засверкали глазами, задвигались, залопотали на разный манер.
– Правду, истинную правду! – взвыли они на один лад, протяжно, мерзко, утробно.
– Взять негодяев! – рыкнул командир. – И только король нам судья да праведная сила света.
Солдаты задвигались, лавки под несчастными пастухами затрещали, как только закованные в латы служивые навалились на арестованных. Послышалась возня, протесты, мольбы, да куда там. Уже через несколько минут вся пастушья компания валялась на полу, под ногами офицера, а руки и ноги их были закованы в тяжелые кандалы.
– Не виноватые мы! – взвыл дурным голосом старик с косицами на подбородке, который имел самый длинный язык. – Наветы это, наговоры!
– А вот и проверим, – усмехнулся старший. – А ну, подготовить жаровню на заднем дворе.
Дальше все происходило как в замедленной съемке. Однако, с точки зрения того же Кобы, все случилось фактически мгновенно.
– Эти люди никуда не пойдут. – Произнес я это спокойно, но так уверенно, как никогда не говорил. Во мне поселилось спокойствие, и ярость от того, что происходит, притаившись внутри, готова была в любой момент превратиться в смертельную магическую бурю.
– Кто это говорит? – Офицер резко развернулся на каблуках, звякнув кольчугой, и взгляды наши встретились, скрестившись на манер двух клинков. Даром что искры вокруг не полетели.
– Я говорю. – Я встал и неспешно подошел к солдатам. Они с нескрываемым интересом поглядывали то на меня, то на своего командира, а те, что подальше, похоже, даже перешептывались от волнения. Виданное ли дело – прекословить старшему королевского разъезда. – Можете называть меня Черный Кот. Так меня зовут здесь, и так будет впредь.
Офицер на минуту остановился, глаза его вдруг превратились в тонкие щелки-бойницы, губы побелели.
– А не тот ли ты некромант, которого разыскивают Красный Сокол и его величество по обвинению в убийстве покойного короля?
Эта новость, хоть и неприятная, однако не стала для меня неожиданностью. Если старый король умер насильственной смертью, то повреждения на теле нужно как-нибудь да оправдать, а для этого вполне достаточно такой незначительной и непонятной фигуры, как я. Черные, они ведь и в Африке черные, и нет, это не расизм.
– Красный Сокол врет! – Я повел плечом, обводя взглядом собравшихся. – Так же как клевещет и отцеубийца Альберт, и только Горт с Мартом ему будут судьями. Я не буду ничего вам доказывать и даю один-единственный шанс. Или вы убираетесь прочь – и остаетесь целыми, или участи вашей не позавидуют даже мертвые. Выбор за вами.
