— Проклятие! Конечно, знает! — выругался Рэм. — Все это время… Да я же… Я… Как ты могла?! Вы оба? Ненавижу!
Развернулся резко, взметнув ледяное крошево, и пошел не оглядываясь. Я вжалась в холодную каменную стену. Шагун смотрела вслед ильху, и первый раз я увидела на ее лице живую эмоцию — горечь.
Рэм остановился, но глянул не на Солвейг, а на меня. Холодно так, пусто…
— Иди за мной, — приказал он.
Я повернула голову к шагун, но девушки там уже не было. Лишь снег стелился по земле.
* * *
— Погоди, но люди! Им надо помочь! — крикнула я Рэму, догоняя ильха, который почти бежал.
— Мы и помогаем, — огрызнулся парень, не глядя на меня и не останавливаясь. — А тебе лучше спрятаться, нареченная!
— Что? — возмутилась я.
— Краст приказал найти тебя! — Рэм схватил мой локоть, не позволяя сбежать.
— Он жив! — выдохнула я. — Что с ним? Где он?
Рэм странно изменился в лице, и я снова похолодела.
— Он жив, — буркнул снежный. — Позаботься о себе, Ника, сейчас это лучшее, что ты можешь сделать, если тебе… небезразличен Краст.
Он дернул меня за руку и заколотил в дверь какого-то дома. А когда створка распахнулась, попытался втолкнуть внутрь. Но я уперлась, словно мальчик из сказки, не желающий оказаться в печи.
— Иди внутрь! — рявкнул ильх. — Ты что, не понимаешь? Рядом с йотуновыми огнями никто не может слиться с хёггом! Есть лишь один способ помочь и себе, и другим — спрятаться! Сиди здесь!
— Что с Крастом? — заорала я. Из темного нутра домишки выглянули испуганные лица и тут же скрылись.
Рэм отчетливо скрипнул зубами. А я поняла: с риаром что-то случилось. Снежный мотнул головой, показывая на скалу.
— Ты ведь не останешься? Ладно. Идем…
* * *
Ветра всегда приходят не вовремя.
Так говорят в Дьярвеншиле. Ветра и беды.
А еще — незваные гости.
И кто только принес в его дом чужаков, желающих отобрать сокровище хёгга? Глупцы… Разве может дракон отдать то, что признал своим? Разве может расстаться? Потомки черного огнедышащего Лагерхёгга всегда ценили золото. Их завораживал желтый металл, дарил покой и силу, успокаивая ярость внутри. Но Краст нашел иную драгоценность… Не золото — серебро… Шелковое, нежное, такое желанное серебро…
И разве мог он отпустить свое? То, без чего невозможно представить жизнь?
Ни один хёгг не отдаст свое сокровище. Это в крови, это сильнее человеческого разума. Спрятать… сохранить… забрать… Мое…
Мысли бились в голове, когда он слушал слова высоченной, как мужик, девы. Она вошла в его дом, словно злой ветер, принесла дурные вести. Вторая, пухлая и робкая, жалась в углу, но говорила первая. Кайла, так сказала нареченная.
— Безумный зверь… Чудовище… Поедешь с нами… Немедленно!
Ярость вскипела внутри. Забирают его Веронику? Увозят?
Он желал перегрызть непрошеным гостьям горло. Но всего лишь приказал уйти. Ему нужно немного времени, и нареченная сама поймет, сама почувствует… и не оставит его — сама. Тогда он сможет объяснить. Но сейчас еще слишком рано! Для всего, а тем более — для правды…
Но ветра всегда приходят не вовремя.
И правда.
Он шел на скалу за башней, понимая, что видит Веронику в последний раз. Как только она увидит черные глаза его хёгга, он потеряет ее навсегда. Сжал зубы, заставляя себя смотреть лишь вперед. Привычно глянул на белую шапку горы, нахмурился. Огни горят… Слишком рано в этом году. За спиной шептались, толкались, дышали. Он слышал их — чужаков, пришедших в Дьярвеншил. Черного риара Нероальдафе, что буравил глазами спину. Страха перед ними не было.
Тянуло обернуться, глянуть на лирин. Но не стал. Ни к чему.
И призвал зверя. Хёгг на этот раз откликнулся легко.
А потом все слилось в один длинный, растянутый смолой момент: крик, женский вопль, сталь, стучащая о шкуру… чужак из Нероальдафе, призвавший своего хёгга… глаза Вероники за миг до того, как ее погребет под собой скала…
Он оттолкнул лирин, понимая, что это единственный способ спасти, распахнул крылья… и отлетел от удара! Где-то внизу тонко вскрикнула нареченная, и ярость — багровая, непроницаемая — застила глаза, лишая разума. Он плюнул огнем и тут же получил по шее тяжелой лапой риара Нероальдафе. И тогда вцепился в пришлого уже по-настоящему, стремясь перегрызть горло, уничтожить! Уничтожить всех, кто не дает ему добраться до его Ники! Ужас сжимал горло наравне с яростью, ведь Краст знал этот обрыв. И осколки скалы, торчащие внизу черными копьями… Зарычав так, что дрогнули скалы, Краст вцепился клыками в бок Сверра, ударил крыльями, поднимая хёгга над скалой. Тот вывернулся и полоснул лапой, выдирая чешую Краста и добираясь до мяса… Двойной огонь озарил скалы оранжевым сполохом, два хёгга рухнули на камни.
Лишь краешком взгляда Краст зацепился за Злую гору. По привычке, которую не смог искоренить даже разум хёгга. Огни не горели. Ни одного. А это значит…
Ужас окатил ледяной водой. Яростный рык вырвался из глотки. Он хотел сказать, но зверь может лишь рычать и плеваться жаром… То, что произойдет дальше, Краст знал, а чужак из Нероальдафе — нет. И потому риар Дьярвеншила смог лишь откатиться в сторону, пытаясь укрыться за камнями. Но все равно пламя Сверра опалило его кожу — уже человеческую.
Сверр вскочил, с недоумением глядя на свои руки, не понимая, что произошло.
— Иотуны пришли, — хрипя, выдавил Краст. Его бок пылал, обожженный, вся правая сторона от плеча до колена оказалась сплошной раной.
— Что? — изумление в золотых глазах пришлого почти порадовало.
— Иотуны… проклятие этой земли. Когда горит голубой огонь, ни один хёгг не может слиться со своим зверем. А теперь уйди с дороги, риар Нероальдафе. Не до тебя сейчас.
Глава 28
Сверр нахмурился, рассматривая хрипящего ильха. Понимание заставило его скрипнуть зубами. Разрыв с драконом, которого не ожидал Сверр, мог дать Красту мгновение, чтобы убить. Преимущество, которым риар Дьярвеншила не воспользовался.
И в свете всех обвинений это показалось Сверру очень странным.
Он хмурился, глядя на спину ковыляющего парня. Что происходит в этом городе?
Краст уже уходил, немногочисленные ильхи, еще оставшиеся на скале, расступались перед ним. Выскочил на площадку беловолосый снежный, подхватил Краста, и Сверр безошибочно понял — побратим.
И тут заорали птицы, да так, что Сверр чуть не оглох! Попытался снова призвать хёгга — бесполезно! Он больше не чувствовал своего зверя, и это было столь жутко, что ильх жадно глотнул холодный воздух, приходя в себя. Хёгг всегда был рядом, с того момента, как Сверр впервые надел кольцо Горлохума. И не ощущать его присутствия оказалось почти невыносимо. Словно хёгга больше нет. Совсем нет.
