Мы молча смотрели друг на друга. Между нами зарождалось нечто новое. Хрупкое, неуклюжее. Я не знала, что делать. Ничто из подслушанного в святилище Бхараты не научило меня такому. Ничто из увиденного в гареме не подготовило меня к подобным чувствам. Они мощным потоком гремели на глубине, сложные, опасные. Я не могла так легко от них избавиться… да и не хотела.
– Майя, я… – начал Амар, но его прервал другой голос.
В арке дверного проема, скорчив извиняющуюся гримасу, стоял Гупта.
– Я сдерживал его, сколько мог.
Амар отступил, лицо его закаменело.
– Я буду через минуту. Отведи ее обратно в комнату.
В живот словно вонзился осколок льда – напоминанием, что лучше подавлять свои чувства и держаться подальше от Амара.
– Прости, – сказал он.
Но в глаза мне не посмотрел. И ушел прежде, чем я успела открыть рот.
* * *
Той ночью я мечтала провалиться в спокойный сон без сновидений, но без конца вскакивала. Стоило задремать, как я оказывалась в серой, искаженной версии стеклянного сада, и ко мне поворачивался монстр с пятью размытыми лицами:
– Ты в своем саду ничего странного не заметила?
Из каждого рта доносился отдельный голос. Кожа от страха похолодела. Я могла бы сказать о множестве странностей, не последней из которых стало ожившее многоликое чудище в моем сне, но держала рот на замке. Монстр не отводил от меня расколотого лица.
– В этом дворце нет ничего живого, да?
13. Комната, полная звезд
Проснулась я резко. В голове огнем полыхали слова из кошмара. Ведь и правда не было в мраморных залах Акарана ни единого цветка или деревца. Даже сад здешний создали из стекла. Вспомнился вдруг другой сад, на Ночном базаре, волшебный и, бесспорно, прекрасный. Но также опасный. Заманивающий в свои сети. Я видела не только сияющую будто звезды суглинистую почву с разноцветными деревьями и драгоценными фруктами. Что-то шевелилось в липком мраке среди ветвей.
Снаружи послышалось какое-то движение, и я закрыла глаза, притворяясь спящей. Кровать просела, когда рядом опустился Амар. Скользнул по моей щеке кончиками теплых пальцев, смахивая со лба волосы, отчего вдоль спины промчались колкие искорки. Слегка коснулся губами виска.
– Скоро, джаани.
Я дождалась, когда шаги его стихнут в коридоре, и только потом открыла глаза. Без Амара в комнате будто похолодало. Я потянулась к лицу, стараясь не размазать по коже след его губ. Он назвал меня «джаани» – «моя жизнь». Я уставилась на закрытую дверь. Там, где Амар коснулся меня, кожа стала гладкой, освященной словами, что так и повисли в воздухе. «Джаани, джаани, джаани». Хотелось, чтобы он вновь это произнес. Хотелось, чтобы прошептал это слово у самого уха, у шеи… у моих губ.
В память вдруг хлынули остатки минувшего сна, прогоняя тепло.
Не только магии мне стоило опасаться.
Как и вчера, когда я вернулась после умывания, кровать была застелена, и на покрывале лежало новое сари. На сей раз насыщенно-янтарное, усыпанное топазами и крошечными зеркалами, так что при каждом движении цвета переливались, будто одалживая у солнца частичку сияния. Рядом ждал набор подходящих украшений.
Но мне по-прежнему претило надевать что-то, кроме маминого ожерелья. Мысли неизбежно обратились к Гаури. Кто теперь рассказывал ей сказки в темноте?
За дверью меня встретил Гупта. В воздухе разливалось напряжение. Словно кто-то зажал дворцу рот, заставил замолчать, мол, наблюдай… и жди. Едва шагнув из комнаты, я замерла. Мне что-то послышалось. Голос? Мое имя?
Тряхнув головой, я двинулась за книжником в обеденный зал по знакомому коридору. Сегодня мне не было дела до красот, отраженных в зеркалах, – взгляд мой не отрывался от мелькающих тут и там дверей. Где сейчас та, обугленная? Что с ней стало? Дворец постепенно наполнялся спутанными голосами.
Порой слова их были бессвязны, но вдруг до меня донеслась речь, звонкая и бурная, словно древний ручей:
Ты можешь держать его, только не удержать,
Он золото дарит, но холодна кровать,
Ты видишь его глаза, но его шпионов не увидать.
Кто же он?
– Амар, – выдохнула я.
Гупта оглянулся:
– Вы что-то сказали?
– Ответ на твою загадку, – ошеломленно откликнулась я.
– Но я ничего не загадывал.
Меня насквозь пронзил холод. Здесь ведь не было никого, кроме нас двоих… Не обронив ни слова, я ускорила шаг. Сомнения и страх мурашками ползли по рукам, не поддаваясь попыткам их стряхнуть.
Сегодня обеденный зал оформили в солнечно-желтых тонах. По всему залу красовались резные статуи майн
[22] с волнистыми шелковыми воротниками на каменных шеях. А вот за окнами не было ни солнца, ни облаков.
Гупта выдвинул для меня стул.
– Я разгадал ваши вчерашние загадки.
Я уставилась на него, мысленно все еще прокручивая слова, услышанные в коридоре.
– И каковы же ответы?
– Сначала вы спросили: «Я кошмар для большинства и мечта для сломленных – кто я?» И ответ – смерть.
– Верно.
– Вторая загадка: «Я твое будущее – кто я?».
– И?
– Ответ на этот вопрос – пепел.
– И снова угадали. А последняя?
– «Я прячу звезды, но боюсь солнца. Я не ночь, кто же я?» Ответ – тьма.
Я улыбнулась:
– Все три отгадки верны.
Гупта покосился на меня. Под глазами его залегли темные круги, он словно постарел за день.
– Вы вчера сбежали.
– Я заблудилась.
– Вы слишком умны для подобных отговорок, и я тоже.
Я отвернулась, чувствуя укол вины.
– На вашем месте я бы держал в голове ответы на эти загадки во время прогулок по дворцу.
– Ты сам сказал, что хранишь ключи от всех опасных мест.
– И все же, – повторил книжник слова Амара.
Я хотела ответить, но Гупта уже отвернулся, нацепив на лицо непроницаемую маску, так что стало понятно – лучше даже не пытаться вновь поднять эту тему.
– Ты, похоже, очень увлечен своей работой, – попробовала я начать другой разговор, когда Гупта склонился над своими бесконечными свитками.
– И сам этому не рад.
– Могу я помочь?
Он улыбнулся, но как-то изможденно:
– То, что вы здесь, уже помогает.
Но я ведь ничего не делала. Лишь облачалась в наряды, оставленные кем-то на кровати, и блуждала по отведенным мне коридорам, чувствуя, что они могут ответить на многие вопросы. Я словно увязла в состоянии вечного ожидания.
