В мае Хрущев и Эйзенхауэр должны были увидеться в Париже на встрече лидеров четырех ведущих держав. Едва все собрались, Хрущев заявил, что если президент Соединенных Штатов отказывается принести извинения, то Советский Союз отзывает свое приглашение, Эйзенхауэр не может быть гостем нашей страны…
На этом встреча закончилась.
Министр обороны маршал Родион Яковлевич Малиновский радостно поддержал Хрущева:
— Нечего с ними цацкаться.
Громыко на склоне лет писал в своей книге: «Я иду за Хрущевым, а в голове одна мысль: «Чистый выпендреж!» Хрущев теряет контроль над собой, что для государственного деятеля недопустимо». В воспоминаниях Громыко осуждал Хрущева за то, что он покинул парижскую встречу и сорвал визит Эйзенхауэра в СССР.
В реальности в тот момент Громыко думал и действовал несколько иначе. Сотрудник советского посольства в Париже Владимир Всеволодович Снегирев вспоминал, как для советской делегации привезли большой запас продовольствия. Чтобы добро не пропадало, в посольстве устроили большой ужин. Первый тост произнес министр обороны Малиновский:
— Мы здесь, в Париже, были свидетелями исторического события, когда наш дорогой Никита Сергеевич со свойственным ему умением загнал этого зажиревшего буржуя в угол и заставил его извиваться.
Громыко не отставал и говорил о гениальности «нашего дорогого Никиты Сергеевича». Андрей Андреевич взирал на первого секретаря с показным восторгом, хотя непредсказуемость и импровизации Хрущева часто его пугали.
Николай Митрофанович Луньков, который был послом в Норвегии, вспоминает визит Хрущева в Осло. Во время прогулки Хрущев, его зять главный редактор «Известий» Алексей Иванович Аджубей и главный редактор «Правды» Павел Алексеевич Сатюков ушли вперед. Громыко сказал Лунькову:
— Вы поравняйтесь с Никитой Сергеевичем и побудьте рядом на случай, если возникнут какие-либо чисто норвежские вопросы.
В тот момент, когда Луньков приблизился, Хрущев оживленно говорил Аджубею и Сатюкову:
— Слушайте, как вы думаете, что, если у нас создать две партии — рабочую и крестьянскую?
При этом он оглянулся и выразительно посмотрел на Лунькова. Тот понял, что надо отстать. Посол на ухо пересказал Громыко то, что услышал. Громыко осторожно сказал:
— Да, это интересно. Но вы об этом никому не говорите.
История с ботинком
В сентябре 1960 года Хрущев отправился в Нью-Йорк на сессию Генеральной Ассамблеи ООН. Вместе со всей делегацией он плыл на турбоэлектроходе «Балтика». Это немецкое судно досталось советскому флоту после войны в качестве трофея, его назвали «Вячеслав Молотов». После изгнания Молотова с партийного Олимпа теплоход переименовали в «Балтику».
Никита Сергеевич жил в люксе «А» по левому борту. Рано утром он появлялся на палубе и дышал свежим воздухом. Гулял даже в сильнейший шторм. По судовому радио крутили его любимую песню «Рушничок». Время от времени поднимался на мостик, чтобы перемолвиться словом с капитаном Павлом Алексеевичем Майоровым. Вечером в музыкальном салоне смотрел фильмы. Ровно в одиннадцать уходил в свою каюту.
Но Хрущев не отдыхал, а работал — диктовал стенографисткам наброски своих будущих выступлений в Нью-Йорке. Никита Сергеевич не упускал случая поддразнить Громыко. Говорил своему окружению:
— Смотрите, как молодо выглядит Андрей Андреевич. Ни одного седого волоска. Сразу видно, что он сидит себе в своем уютном закутке и чаек попивает.
Громыко делал вид, что ему смешно.
В Нью-Йорке у экипажа турбоэлектрохода произошло неприятнейшее происшествие. В город отпустили группу механиков, и сбежал котельный машинист эстонец Виктор Яаниметс. Он попросил у американцев политическое убежище. В другой ситуации капитану судна не поздоровилось бы, но Никита Сергеевич не захотел поднимать шум.
Хрущев был сильно недоволен деятельностью ООН, где большинство стран голосовало против Советского Союза. Он пытался сместить тогдашнего генерального секретаря Дага Хаммаршельда и предлагал перевести штаб-квартиру из Нью-Йорка в какое-нибудь другое место. Никита Сергеевич присутствовал на всех заседаниях Генеральной Ассамблеи, хотя руководители государств обычно не тратят на это времени. Но Хрущев полностью отдался новому для него делу. Он словно вернулся в годы своей юности, когда сражался на митингах с противниками генеральной линии партии.
В первый раз Хрущев стал скандалить, когда выступал представитель Филиппин, который говорил о том, что Советский Союз аннексировал Прибалтику и подавил народное восстание в Венгрии. Хрущев, вспоминал Виктор Суходрев, пытался топать ногами, но на полу лежал ковер. Тогда он стал стучать кулаками по столу. Отчаянно барабанил и сидевший рядом с ним Громыко. Потом Андрей Андреевич станет рассказывать, что он этого не делал и, напротив, пытался успокоить Хрущева. На самом деле он старался не отставать от своего лидера — лояльность хозяину всего важнее.
А на следующий день Хрущев стал стучать по столу башмаком, когда выступал представитель франкистской Испании. Потом Хрущев объяснял это по-разному. Но сразу после этой истории он сказал откровенно: он так стучал кулаками, что у него часы остановились. И это его совсем разозлило.
— Вот, думаю, черт возьми, еще и часы свои сломал из-за этого капиталистического холуя. И так мне обидно стало, что я снял ботинок и стал им стучать.
Он потребовал слова, вышел на трибуну и стал кричать:
— Франко установил режим кровавой диктатуры и уничтожает лучших сынов Испании. Настанет время, народ Испании поднимется и свергнет кровавый режим!
Председательствовавший на заседании ирландец Фредерик Боланд пытался его остановить:
— Выступающий оскорбляет главу государства Испании, а это у нас не принято.
Хрущеву никто не перевел эти слова. А он решил, что председательствующий вступился за испанца, и накинулся на Боланда:
— Ах вот как? И вы, председатель, тоже поддерживаете этого мерзкого холуя империализма и фашизма? Так вот что я вам скажу: придет время, и народ Ирландии поднимется против своих угнетателей! Народ Ирландии свергнет таких, как вы, прислужников империализма!
Обычно сдержанный и невозмутимый Боланд закричал, что лишает Хрущева слова. А тот продолжал говорить, хотя микрофон у него отключили. Он покинул трибуну только тогда, когда Боланд просто вышел из зала, и заседание прервалось.
Громыко впоследствии скажет, что это был позор, когда Хрущев стучал ботинком. Но сам он в тот момент был готов идти с хозяином до конца. Хотя губы у него были белые — подобного скандала Организация Объединенных Наций еще не знала.
15 октября 1960 года на заседании президиума ЦК Хрущев отчитался о поездке в Нью-Йорк. Громыко добавил, что поездка «намного укрепила наши внешнеполитические позиции». Слово получил и сопровождавший Хрущева главный редактор «Правды» Павел Сатюков.
