Товарищам по политбюро Громыко всегда был готов посодействовать. Киевский лидер Петр Шелест дал указание постоянному представителю Украины при ООН организовать его жене Ирине личное приглашение в Соединенные Штаты. Но на всякий случай Шелест позвонил Громыко: как на это посмотрит министр иностранных дел?
Андрей Андреевич был бесконечно любезен, сказав:
— Это правильно, пусть съездит и посмотрит другой мир.
И даже предложил взять жену Шелеста в свой спецсамолет — он летел в Нью-Йорк на сессию Генеральной Ассамблеи ООН.
Громыко радел родным людям. Его дочь Эмилия вышла замуж за профессора МГИМО Александра Сергеевича Пирадова. Для него это был третий брак. Первой его женой была дочь Серго Орджоникидзе. Пирадов быстро получил ранг посла и уехал в Париж представителем в ЮНЕСКО.
«Во время войны он служил в подразделениях СМЕРШ, после войны преподавал в МГИМО, специалист в области международно-правовых проблем космоса, — вспоминал один из его парижских подчиненных. — Внешнюю политику знал из главного первоисточника — от А.А. Громыко… Но он практически не знал иностранных языков (слабо английский) и не мог обходиться без переводчиков. Это ограничивало его контактность, и он не ходил на многие приемы, устраиваемые иностранцами».
Заместителем к Пирадову прислали молодого и энергичного дипломата Владимира Леонидовича Быкова. Его успешной карьере тоже немало способствовал удачный брак. Он женился на дочери крупного партийного работника Петра Абрасимова, который был послом в ГДР и во Франции, а в ту пору руководил отделом ЦК по работе с загранкадрами и по выездам.
На партийном собрании Владимир Быков неосмотрительно объявил, что отправлен в представительство «навести порядок». Пирадову эти слова сильно не понравились. Его тесть был влиятельнее, и Быкова отозвали в Москву.
Сын Громыко Анатолий тоже захотел попробовать себя в дипломатии. В молодом возрасте он стал советником-посланником в посольстве ГДР. Но вскоре понял, что посольская должность для него заказана, поэтому перешел на научную работу. Его сделали директором Института Африки Академии наук СССР.
Ганс Дитрих Геншер, который много лет был министром иностранных дел ФРГ, вспоминал, как он приглашал Громыко с женой к себе на ужин:
«Он рассказывал нам о внуках, с которыми провел отпуск на Черном море. Они были в шутку произведены им во флотские чины за успехи в гребле: младший стал старшиной 1-й статьи, а старший — лейтенантом. Он рассказывал об их проделках на даче, о том, как они, например, за спиной охранника включили сигнализацию. Громыко сказал: «Вы можете себе представить, какие это имело у нас последствия».
Три года в роли президента
Позднебрежневские времена убедили Громыко в том, что он не хуже других может руководить страной, а одной внешней политики для него маловато. Он носил, не снимая, почетный значок «50 лет в КПСС», демонстрируя свой солидный партийный стаж. После смерти второго секретаря ЦК Михаила Суслова он вознамерился занять его место. Но совершил большую ошибку: позвонил председателю КГБ Андропову и стал советоваться, не следует ли ему, Громыко, занять эту должность? Разговор получился для Андропова неприятным, потому что это кресло он уже считал своим, о чем Громыко вскоре узнал.
Юрий Владимирович однажды на политбюро серьезно возразил Громыко, пишет Фалин. Министр довольно невежливо высказался насчет того, что каждому следует заниматься своим делом, на что Андропов недовольно буркнул:
— Во внешней политике у нас разбирается лишь один товарищ Громыко.
Отношения между соперниками лишились прежней приязни. Тем более, что если Черненко на встречах с иностранцами мог только прочитать подготовленный ему текст и постоянно поворачивался к Громыко, ища у него одобрения, то Андропов не нуждался в помощи министра при общении с иностранными гостями.
Смерть Брежнева Громыко перенес спокойно. Он не боялся за свое положение. Напротив, рассчитывал на повышение. Но Андропов его наверх не пустил, хотя сделал приятное предложение:
— Я, конечно, хотел бы, чтобы ты продолжал работать министром иностранных дел, но в то же время, если ты согласишься, предлагаю тебе занять пост председателя Президиума Верховного Совета. У меня нет сомнений, что все товарищи и на Политбюро, и в Верховном Совете поддержат мое решение.
Громыко отказался. Андропов очень удивился:
— А я думал, тебе это предложение понравится.
Громыко объяснял потом сыну:
— Я знаю, пройдет два-три месяца после моего назначения на пост председателя, как Юрий Владимирович начнет крепко сожалеть о своем предложении.
Андропову понадобится этот пост для ведения международных дел, предсказывал Громыко. Так и произошло. В порядке компенсации Андрей Андреевич получил к посту министра должность первого заместителя главы правительства. После Андропова Громыко примеривался уже к посту генерального, но выдвинули Черненко. Как это произошло, министр обороны Устинов потом рассказал главному кремлевскому медику — академику Евгению Ивановичу Чазову:
— Мы встретились вчетвером — я, Тихонов, Громыко и Черненко. Когда началось обсуждение, почувствовал, что на это место претендует Громыко, которого мог поддержать Тихонов. Ты сам понимаешь, что ставить его на это место нельзя. Знаешь его характер. Видя такую ситуацию, я предложил кандидатуру Черненко, и все со мной согласились.
«Я всегда верил Устинову, считая его честным и откровенным человеком. Нов тот момент мне показалось, что он чуть-чуть кривит душой, — пишет Чазов. — Больной, к тому же по характеру мягкий, идущий легко на компромиссы, непринципиальный Черненко вряд ли мог противостоять настойчивому, сильному и твердому Устинову, возглавлявшему военно-промышленный комплекс».
Любопытно, что Громыко упрекал других за раболепство. Рассказывал сыну, как они с Андроповым были у тяжело больного Брежнева. Тому нездоровилось. И он вдруг сказал:
— А не уйти ли мне на пенсию? Все чаще чувствую себя плохо. Надо что-то предпринимать.
Брежнев был настроен на серьезный, долгий разговор. Но Андропов тут же сказал:
— Леонид Ильич, вы только живите и ни о чем не беспокойтесь, только живите. Соратники у вас крепкие, мы не подведем.
Брежнев растрогался и со слезами на глазах сказал:
— Если вы все так считаете, то еще поработаю.
Громыко осуждал Андропова за лесть, но сам практически то же самое сказал уже умиравшему Черненко. Дня за три до своей смерти Константин Устинович позвонил ему:
— Андрей Андреевич, чувствую себя плохо. Вот и думаю, не следует ли мне самому подать в отставку. Советуюсь с тобой…
Громыко не хотел рисковать:
— Не будет ли это форсированием событий, не отвечающим объективному положению? Ведь, насколько я знаю, врачи не настроены так пессимистично.
— Значит, не спешить? — переспросил с надеждой в слабеющем голосе Константин Устинович.
