– Что это? – спросил Байкачаров и замер, уставившись на пистолет.
– Не отвлекайся! – Марина двумя руками повернула его лицо к себе и поцеловала. Разумеется, он тут же забыл о Пионере.
И всё повторилось. Вернее опять было, как никогда. Разве так бывает? Марина вспомнила крылатое выражение Черномырдина: «Никогда такого не было, и вот опять»! Конечно, сказано это было по другому поводу, но с ней сейчас случилось именно так. Вернее каждый раз так случалось, когда она была с Байкачаровым. Он весь перетекал, переливался, был сухой и горячий, а Марина пищала от восторга и никак не могла остановиться.
– Никуда не пойдем, – сказал он, когда они оторвались друг от друга. – Закажем ужин в номер. Чего ты будешь есть?
– Всё! – Марина счастливо хихикнула и убежала в ванную. Вернулась она в гостиничном халате, когда он уже сделал заказ и повесил трубку.
– Что-то ты сегодня быстро. Даже не попарилась толком.
– Есть очень хочу. Боялась, что ты всё без меня слопаешь.
– Карауль теперь. Моя очередь пользоваться удобствами.
Он вернулся завернутый в белое полотенце, когда Марина вешала в гардероб свою одежду. Пионер она уже убрала в сумку. В дверь постучали. Байкачаров приоткрыл.
– Быстро вы. – Он расписался в счёте и протянул невидимому Мариной официанту чаевые. – Спасибо. Дальше я сам.
Марина спряталась за дверью, а он вкатил в комнату столик с посудой и кастрюльками. Когда он закрыл дверь, в неё опять постучали. Оказалось из бара принесли ведерко с шампанским.
– Вот шампанское мне сейчас просто необходимо! – обрадовалась Марина.
– И мне. Я на всякий случай сразу две бутылки взял. – Он достал из ведерка одну бутылку и сунул её в мини-бар. Вторую молниеносно открыл и наполнил фужеры. – Давай, за нас. Мы хорошие. Очень хорошие.
– Давай! – Чокнулись. Марина отпила глоток. – Какая вкуснятина! Как же давно я не пила шампанского.
Марина странным образом совершенно забыла, что не так уж и давно пила шампанское с Виктором, очень хорошее шампанское, гораздо лучше этого. Да и про Виктора она тоже забыла. А был ли Виктор вообще? Это с Виктором она всё время думала о Байкачарове. Но с самим Байкачаровым думать или даже помнить о Викторе было бы странно. Совершенно странно. Видимо такое вот свойство женской памяти.
– Почему это ты не пила шампанского? Неужели бедствовала?
– Потому что пока открою, пока оно выстрелит, фиг знает куда, пока визжу, пока половину вылью, так и ну его нафиг.
– Бедняга! – Он притянул её к себе и усадил на колени. Погладил по стриженой голове. – Рассказывай.
– Давай поедим сначала. – Марина открыла какую-то кастрюльку. – Пахнет вкусно.
– Рассказывай. – Он взял её за руку и усадил смирно в кольце своих рук. – Про пистолет. Зачем тебе?
Ей показалось так надежно и безопасно в его крепких руках, что она от удовольствия потерлась головой о его плечо. Только что не замурлыкала.
– Это не пистолет, а как бы…, – пояснила она, – такое вот устройство для метания рецептур. Называется Пионер.
– Что за рецептуры?
– Вредные всякие рецептуры. Ядовитые.
– И куда ты эти рецептуры мечешь?
– Я по инструкции в лицо, вернее в морду нападающего. У меня ещё, знаешь, чего есть? – Марина вскочила с его колен и раскрыла сумку. – Вот это шокер. – Она надела кольцо-кастет на палец, отвела руку подальше от Байкачарова в сторону входной двери и тихонько щёлкнула разрядом.
Байкачаров вздрогнул.
– Хорошая штука, только надо постоянно проверять батарейки. Не разрядился ли, а то может приключиться «упс». А ещё вот, – она достала баллончик. – Думаешь это фонарик? Он даже горит. Гляди! Это баллончик перцовый на всякий случай. Как работает, показывать не буду. Я как-то в ванной попробовала, потом два дня туда заходить не могла.
– Так. Я понял. – Он встал, обнял Марину и прижал к себе. – Он тебя бил?
– Не только, – Марина уткнулась носом ему в грудь.
– Подонок.
– Ты не подумай, я ему в последний раз, когда он меня поймал, так Пионером зафигачила. Пионер, чем хорош? У него обойма целая рецептур этих, – Марина улыбнулась. – Перезаряжать не надо. А потом ещё вдогонку из шокера ему всадила, правда, не разобрала куда.
– Жаль, что не разобрала. Надо было туда, куда надо.
– Конечно, жаль, но он и так не скоро теперь появится. Ну, если выследит, конечно. К маме, правда, вчера нагрянул. Но я и маме Пионера куплю. Мама у меня боевая и очень опасная. Особенно если вооружена. У нас все в семье такие опасные. Главная бабушка. Она всегда говорила, что легче выстрелить и перезарядить обойму, чем расспрашивать, кто там за дверью, да зачем пришёл. Свои дома сидят или дверь ключом открывают.
– Так. А зачем ты так рискуешь? На работу ходишь? У тебя же деньги есть.
– Как без работы? Я свихнусь без работы. Дома сидеть? Я пробовала. Или, как адвокат советовала, по заграницам музеи посещать? Так там меня проще выследить. Там общих знакомых теперь больше, чем в центре Питера, и тем более, чем у меня в …, – Марина хотела сказать «в Купчино», но воздержалась. – Кроме того в заграницы вряд ли с Пионером пускают. Там я буду совсем беззащитная. Давай уже есть, а?
– Давай.
На следующий день с утра он проводил Марину до отделения, она пообещала освободиться пораньше. Уж тут всё зависело только от неё, от умения договориться с клиентами. Как говориться, извертелась на пупе, но максимально расчистила своё расписание, уговорила старшую операционистку, чтобы та подменила, если вдруг объявится какой-нибудь неучтенный залетный «крупняк», позвонила Байкачарову, он тут же примчался за ней, и они опять крутили любовь весь остаток дня, всю ночь и кусочек утра. Марине казалось, что они как бы переплетаются друг с другом, или прорастают. Такого с ней точно никогда не было. Из Байкачарова в неё перетекала какая-то мощная энергия, та самая, делающая его похожим на ртуть, а из неё в него вливалась её плавная мягкость и ещё что-то, что он назвал «хохотунчиками».
Прощаясь, он обещал приехать на выходные. Когда ушёл, Марине стало нехорошо, будто от неё оторвалось что-то очень важное. Оторвалось вместе с её «хохотунчиками». Стоит ли говорить, что она с этого момента постоянно посматривала на часы и считала дни до выходных. Всю неделю они переписывались в Вотсапе. Самое удивительное, что и от его сообщений по телу Марины толпами бегали те самые мурашки.
Марина вспомнила, что так скучала по кому-то только три раза в жизни. Первый раз, когда родители отправили её в пионерский лагерь. Марина тосковала по дому, особенно по папе и тихонько плакала ночами после отбоя. Из лагеря её забрала сердитая на родителей бабушка со словами, что коммуняки научат ребенка ходить строем и отучат думать. После этого каждое лето Марина проводила на даче с бабушкой, которая учила Марину думать. Скучать было некогда. Второй раз Марина так скучала уже по самой бабушке, которая умерла внезапно, никого не предупредив. Бегала, суетилась, заботилась, а потом вдруг взяла и не проснулась. Конечно, Марина скучала по папе после его смерти, но когда он умер, она уже долгие годы проживала отдельно, поэтому тоска по отцу оказалась не такой острой. Третий раз подобным образом Марина скучала по Юрке, когда он уехал на учёбу в Португалю. Марине казалось, что сердце её уехало вместе с сыном. Вместо сердца в организме осталась дырка, которая, тем не менее, долго ещё болела. И вот. Теперь Марина скучала и тосковала по совершенно постороннему и в то же время такому близкому и родному мужчине.
