В среду он позвонил и сказал, что купил билеты, и в субботу они идут в филармонию на органный вечер, так что ей необходимо продумать гардероб на три дня с учётом филармонии. Разумеется, на тот случай если она всё же не решит приютить его у себя. Так сказать, не допустит в святая святых. Марина решила в святая святых не допускать, мотивировав это тем, что до филармонии из «Европы» рукой подать, а она проживает нынче у чёрта на куличиках и эти куличики надоели ей до тех самых чёртиков. Далее она задала ему резонный вопрос, уж не хочет ли он подобным образом сэкономить на девушке? Оказалось, что именно это он и планировал сделать, в силу своей природной жадности, которую она уже могла бы и заметить, но так уж и быть потратится на «Европу», опять пустит пыль ей в глаза, но не исключено, что в последний раз! Ну, и так далее. Обычная воркотня влюбленных по телефону, пока у кого-то из них не кончатся на счёте деньги. Эти голубки оба были не из бедных, так что телефонные компании тоже слегка обогатились.
Марина сто лет уже нигде не была, поэтому пришла в панику от того, что ей совершенно нечего надеть. Именно. Ведь весь её выходной гардероб, включая платья и туфли, находился у матери. Даже пальто! Зачем ей теперь пальто? Она уже знает, как в пальто неудобно убегать и обороняться. Ехать к матери за вещами Марина побоялась. Особенно сейчас, когда она практически утопала в той самой «большой и чистой любви», над которой они с Байкачаровым так весело смеялись. Не хватало ещё, чтобы посереди всего этого счастья, вдруг явился Рукожоп и всё испортил. Измазал её. Бррр. При воспоминании о бывшем муже Марине становилось гадостно и начинало тошнить. Она позвонила матери, объяснила, где и что из одежды искать в её комнате, а потом встретилась с ней после работы в уютном ресторанчике на Петроградке. Кто не знает, в культурной столице России именно на Петроградской стороне имеется уйма всяческих приятных ресторанчиков, где можно относительно недорого и вкусно поужинать, не опасаясь встретить каких-нибудь пафосных знакомых из прежней жизни.
Мама, привыкшая к партизанским действиям, а главное теперь уже полностью осознающая их смысл, выполнила все указания в точности, следовала к месту встречи с пересадками, всячески путая следы. Вид она имела воинственный: на голове громоздилась слегка растрепанная «Бабетта», глаза накрашены и подведены стрелками, губы сверкали дорогой помадой. Ну, и разумеется, всё это великолепие сопровождалось шлейфом дорогих духов.
– Господи, Мариночка, когда же это закончится? – поинтересовалась она, передавая Марине пакеты.
Вопрос являлся риторическим, и ответа не требовал. Марина в свою очередь вручила матери новенький Пионер с инструкциями. Конечно, она не стала делать это на виду у всех, а аккуратно переложила пистолет вместе с запасной обоймой из своей сумки в материнскую.
– Мам, только внимательно изучи инструкцию, а то, не дай Бог, в себя выстрелишь или ещё куда.
– Мне б потренироваться. – Матушка покопалась в сумке, примеривая пистолет к руке.
– Возьми кого-нибудь из своих девчонок для компании, езжайте за город или в парк. Там потренируешься.
– Ага! Помнишь Лену Шерман? Ну, ту, которая Штукина потом стала? – Мама захихикала.
Лену Штукину Марина помнила с юности. Папа, будучи депутатом, в своё время очень помог ей в милицейской карьере. Защитил от кого-то, когда Лена по ещё советской должностной привычке сунула свой сыщицкий нос, куда не следовало. В лихие девяностые сыщицкий нос прищемлялся легко путем перевода в оперативники, где любопытному сыщику давали по башке где-нибудь в подворотне. Стараниями папы Марины башка Лены Штукиной осталась цела и невредима. С тех пор Лена часто бывала в доме Марининых родителей. Когда она приходила, все собирались в гостиной за круглым столом и слушали милицейские байки Лены. Дом тогда трясся от хохота. Штукина умела смеяться над собой.
– Я с ней договорилась, у меня пока поживёт. В целях безопасности. Уж она-то меня всему научит.
– Тогда я за тебя спокойна, – Марина улыбнулась.
Подполковник в отставке Штукина, хоть и намного старше Марины, но гораздо моложе матери, а кроме того имеет разряд по самбо и, разумеется, умеет пользоваться любым оружием, не то что Пионером. Марина вспомнила, как Лена больше всего на свете боялась потерять своё удостоверение и постоянно проверяла его наличие у себя в сумке. Она объясняла, что потеря удостоверения для личного состава соизмерима по последствиям с потерей пистолета. Поэтому пистолет она на всякий случай хранила в сейфе, а вот удостоверение приходилось носить с собой.
– Кстати, мы с Леной ходили в наше районное отделение полиции. – Мама сделала губки бантиком. – Я теперь знаю, где оно находится. Прямо к главному полицейскому начальнику зашли. Вот! Нас там даже кофе угощали, правда, растворимым, но с коньяком. Коньяка, кстати, было больше, и заявление у меня приняли. Обещали зятьку бывшему ата-та устроить. Вот!
– Странно, – удивилась Марина. – Лена же вроде уже давно не при делах. Подумаешь, подполковник на пенсии. Это для нынешних не авторитет.
– Ха! Ты настоящего подполковника с нынешними шутейными генералами не путай! А этот начальник отделения вроде у Штукиной раньше работал в подчинении. Так что знай наших! – Глаза матери победно сверкнули. – Есть ещё шорох в шороховницах. Держись, зятёк! Подумаешь, связи у него. У нас тоже связи, да ещё какие.
– И то верно, – согласилась Марина. – Значит, нашему Сергею Владимировичу в ближайшее время будет, чем заняться. Это хорошо. Главное, чтоб не осатанел окончательно.
– Ну, не молодец ли я? – Мама поправила «Бабетту». – Молодец! Да! Ой, чуть не забыла, Штукина просила тебе передать, что все бабы, конечно, дуры, но ты самая главная!
– Это почему? – Марина могла бы обидеться на Штукину, но Штукина зря обидными словами бросаться не будет.
– Она говорит, что вычислить тебя проще пареной репы. Достаточно просто обзвонить отделения. Банк-то противнику известен. Даже ходить никуда не надо, чтобы найти, куда тебя перевели, и в котором из отделений ты теперь восседаешь такая вся распрекрасная.
– Так отчего же до сих пор не вычислили?
– Может, и вычислили, осталось выследить, где ты обитаешь. Сейчас, будем надеяться, зятьку моему не до того будет, но это вопрос времени. Так что не дури и увольняйся. И Штукина так говорит, прям требует твоего немедленного увольнения. Деньги у тебя имеются. Вполне себе можешь и на пенсию выйти. В смысле стать полноценным рантье.
– Я же не могу не работать.
– Ещё как можешь! Одно дело сидеть без работы и без денег, и совсем другое жить в своё удовольствие.
– И какое тут удовольствие, если носа из дома не высунуть?
– А какое удовольствие в твоем банке за копейки высиживать? Ты сейчас можешь заняться тем, чем хочется, о чём с детства мечтала. Надо только подумать, как следует, в себе покопаться. Может, и подучиться чему-нибудь. Второе образование получить. Лучше на лекции ходить, чем в банке рассиживаться. А придурку твоему и в голову даже не придёт, что ты учиться пошла. Он тебя по университетам точно искать не будет. Жаль, я вот не помню, какие у тебя склонности в детстве были. Помню только, что точно не пение.
