В результате меняется ценностная ориентация работников: «Иметь много денег все еще престижно. Но и другие характеристики берутся в расчет. Среди них такие, как уверенность в своих силах, способность адаптироваться и выжить в трудных условиях, умение делать вещи своими руками…» [117, 611]. Правда, для примера новой ценностной ориентации Э. Тоффлер приводит менеджеров (!): «…уже 17 % рабочей силы отражает новые ценности, возникающие в недрах Третьей волны. В основном молодые руководители среднего звена, они, как заявляет Янкелович, “жаждут большей ответственности и более живой работы с поручениями, достойными их таланта и квалификации”. Наряду с финансовым вознаграждением они ищут в работе смысл» [117, 608]. На наш взгляд, здесь нет ничего отличного от здорового молодого карьеризма менеджеров Второй волны, разве что самих менеджеров стало немного больше.
Новая организация труда, по мнению Э. Тоффлера, потребует новой системы образования: «Многие дети станут учиться не в классной аудитории. Несмотря на давление профсоюзов, сократится, а не увеличится число лет обязательного школьного образования. Исчезнет строгая возрастная изоляция, молодые и старые будут общаться друг с другом. Образование, более разнообразное и тесно связанное с работой, будет продолжаться в течение всей жизни» [117, 606]. Правда, происходящие ныне изменения в данной сфере далеко не всегда соответствуют нарисованной Тоффлером картине. И к счастью: привязка будущей специальности детей к работе родителей скорее сузит их жизненные шансы, чем расширит, а никакой компьютер не сможет заменить систематизации знаний при формировании научного мышления, проводимой преподавателем.
С конца ХХ века постиндустриальные концепции стали распространяться и в России, что приводило порой к появлению причудливых гибридов постиндустриализма и марксизма. Так, А. М. Ковалев, говоря о возможности возникновения социально-справедливого общества, писал: «Именно новый способ производства общественной жизни, основанный на микропроцессорах, робототехнике, компьютерных устройствах и биотехнологии, а также на гуманных общественных отношениях, обеспечивает соответствие социальных и природных компонентов в рамках всей общественной жизни, поставит человека в центр социального развития» [71, 116]. Особая роль в распространении постиндустриальной идеологии в России, думается, принадлежит вышедшему под редакцией В. Л. Иноземцева сборнику «Новая постиндустриальная волна на Западе» [96], где приводятся наши работы и значительные выдержки из книг западных (и не только) сторонников постиндустриального будущего. Небольшие размеры статьи не позволяют уделить всем должного внимания. Но необязательно выпить море, чтобы узнать, что вода в нем соленая.
Для Питера Дракера, представленного в сборнике работой «Посткапиталистическое общество» (1993 год), в основе развития общества и улучшения жизни людей лежит рационализация труда на основе знания, где им особо отмечаются такие вехи, как промышленная революция и распространение системы Ф. Тейлора (последнего Дракер ставит значительно выше Маркса) [96, 81–92]. Со второй половины ХХ века начинается новая эпоха, когда требуется повысить производительность труда интеллектуальных работников за счет применения знания к знанию, в результате чего знание, согласно П. Дракеру, стало превращаться в важнейший ресурс, а общество – в посткапиталистическое [96, 93–100]. До логического конца идею общества знания доводит японский автор Тайичи Сакайя, который пишет (в работе «Стоимость, создаваемая знанием, или История будущего», 1991 год) о причине того, почему цена фирменного галстука в пять раз превышает цену обычного: «Она содержится уже в том обстоятельстве, что при покупке галстука данной фирмы покупатель абсолютно убежден, что имидж этой продукции признан высококлассным, а ее непревзойденный дизайн будет служить отражением коллективной мудрости тех, кто так или иначе связан с фирмой, изготовившей эту продукцию» [96, 349–350]. Какая особая мудрость может быть в галстуке, кроме «мудрости» престижного потребления, – это секрет японского автора.
Американский автор Роберт Райх («Труд наций. Готовясь к капитализму XXI века», 1992 год) подчеркивает выгодное положение современных работников, занимающихся анализом и символами, позволяющее преодолеть отчуждение труда: «Рост спроса влечет за собой рост доходов. Вне зависимости от того, в какой форме доход поступает – в виде лицензионных выплат, гонораров, заработной платы или участия в прибылях, – экономический результат в основном один и тот же. Помимо прочего, такая работа приносит не только деньги. Люди, ею занимающиеся, в качестве самой сокровенной тайны хранят секрет того, насколько им нравится их работа» [96, 524]. Творческий труд всегда приносил удовлетворение, вопрос в том, насколько условия благоприятствуют сохранению его творческой природы.
Но как быть с теми, кто не связан с новой цифровой экономикой? Английский социолог Энтони Гидденс («Последствия модернити», 1996 год) видит в будущем переход к постдефицитной системе [96, 115]. В современных же проблемах традиционных пролетариев он склонен винить скорее их самих, чем систему. Обращаясь в одной из своих работ к исследованию Пола Уиллиса, изучавшего поведение школьников, выходцев из рабочего класса в одном из беднейших районов Бирмингема, Э. Гидденс пишет: «“Парням” хочется финансовой независимости, которую может дать им работа; вместе с тем у них нет каких-то особых, четко выраженных ожиданий относительно любых других видов вознаграждения, которые та способна им предложить. Агрессивная, иронично-язвительная культура отношения к школьной среде во многом напоминает культуру, формирующуюся в производственных условиях, в цехах или мастерских, куда они, как правило, попадают. Поэтому “парни” достаточно быстро адаптируются на рабочих местах и с легкостью переносят необходимость выполнять скучную, монотонно повторяющуюся работу в условиях, оцениваемых ими как неблагоприятные. Непреднамеренным и нелепым последствием “предвзятого отношения” “парней” к ограниченным жизненным возможностям, доступным им, становится сохранение и воспроизводство условий, способствующих ограничению этих возможностей» [29, 399].
В результате «парни» сами загоняют себя в систему отчужденного труда: «Не представляя, что есть “обобщенный труд”, движимые стремлением заработать немедленно и уверенностью в том, что работа неприятна сама по себе, “парни” воплощают эти убеждения в собственном поведении» [29, 409]. Это, по Э. Гидденсу, противоречит изначальным целям системы образования: «Надо полагать, что система образования, элементами которой являются “парни”, была создана во имя укрепления равенства возможностей» [29, 404]. Вспомнив недавнее повышение платы за образование в Великобритании, мы можем в этом сильно усомниться, впрочем, наша система образования (на свой лад) не лучше.
С момента выхода книги Д. Белла прошло уже 40 лет, но обещанный постиндустриальный «рай» так и не наступил. Попытаемся разобраться, почему. Молодой ученый из г. Комсомольска-на-Амуре Александр Бирюков критикует постиндустриалистов с миросистемно-марксистских позиций, обращая внимание на то, что классический индустриальный сектор в экономике постоянно растет за счет «развивающихся» стран, где к нему относится 40 % экономики, а около 70 % приходятся на первичный и вторичный сектор [11, 60]. В вузах в бедных странах обучается 5–6 % молодежи, при этом значительная часть выпускников (например, в том же Китае) не может найти работу, многие специалисты эмигрируют в развитые страны [11, 61]. Число пролетариев за пределами ядра миросистемы постоянно растет [11, 63]. Все это, по мнению А. Бирюкова, еще раз доказывает справедливость трудовой теории стоимости в мировом масштабе: «Ни знания, ни информация, взятые сами по себе, не могут быть абсолютным источником прибавочной стоимости – таковым может быть только труд» [10, 65]; «…если “общество знания” и возможно в центре, то лишь потому, что оно невозможно в зоне периферии» [11, 66]. Развитие новых технологий способствовало созданию громадной финансово-спекулятивной системы, расширившей возможности экспансии ТНК [11, 69]. Но и в ядре миро-системы развитие общества весьма отличается от «радужного» сценария, нарисованного Д. Беллом или Э. Тоффлером. Новый интеллектуальный работник, несмотря на некоторую специфику труда, стал пролетарием. И пора бы ему это осознать.
