— Лидочка! Вот он я, погоди!
Все невольно вздрогнули и приостановились, уж больно громко он орал.
Парень подскочил к Литвиновой и схватил ее за руку:
— Приветик! Извини, проспал. Пошли. Слушай, ты чего такая?
Литвинова смотрела на него, медленно моргая и потирая горло. Ресницы порхали, как бабочки.
Струмилин покачал головой. Сам не знал почему — просто покачал, и всё.
— Вы знаете эту женщину? — сурово спросил Антон.
— Конечно, — кивнул тощий. — А что?
— Назовите ее.
— О господи! Лидочка ее зовут, то есть Лида Литвинова. А в чем вообще дело?
— Отчество у нее какое? — вел свою линию Антон.
— Не знаю, — дернул плечами парень. — Зачем мне ее отчество? Вы у нее спросите. Лид, как тебя по батюшке, а? Будем заодно знакомы, — вдруг шутливо раскланялся он. — По паспорту я Алексей Степанович Семикопный, для друзей Лёха, в просторечии Леший. А вас как именовать, барышня?
Литвинова продолжала моргать, а Струмилин подумал, что он откуда-то знает этого Лешего вместе с его шевелюрой.
— Лид, да ты что? — вдруг встревожился «в просторечии Леший». — Ты что какая-то не такая? Ух, елки! Опять началось, да? Ты чувствовала, что опять начинается?! Поэтому и просила тебя встретить сегодня? Ах ты бедняжечка…
Лицо его сморщилось так жалобно, что показалось, будто веселый и болтливый Леший сейчас разревется, как девчонка.
— Вы что имеете в виду? — прищурился Антон. — Что начинается?
— Ломка небось, — хмыкнул Бо́рдо. — Наркоманит девочка, да?
Струмилин снова покачал головой — на сей раз вполне осознанно. Вот уж кого он с одного взгляда мог узнать, так это нарков: и «запойных», и начинающих. Здесь никаких признаков, ни малейших.
— Что-о? — обиделся Леший. — Сам ты наркоманишь, толстый! У нее… — Он понизил голос. — У нее последнее время бывают провалы в памяти.
— Да брось! — недоверчиво сказал Антон.
— Это кто здесь толстый?! — сообразил наконец обидеться Бо́рдо.
— Ты, — вскользь бросил Леший. — Очень толстый. И надоедливый. Отвянь, не путайся по ногами. Я серьезно — насчет памяти. Бывали случаи, что она забредет куда-то — и не знает, как домой вернуться. И на работе у нее последнее время из-за этого жуткие проблемы.
— Вы знаете, где она работает? — поинтересовался Антон.
— Ну, такого одного места вообще-то нет… — замялся было Леший.
— Понятно: лицо без определенных занятий, — гнул свою линию непреклонный сержант.
— Да ладно-ка! — обиделся Леший. — Я только имел в виду, что она по договору работает в разных местах, а так-то у нее совершенно определенная профессия. Лида — дизайнер. И классный дизайнер, скажу я вам! Вот вы были, к примеру, в клубе «Ля ви он роз»?
— Лови… кого лови? — насторожился Антон.
— Да нет, это по-французски — «Жизнь в розовом цвете», есть такая песенка у Эдит Пиаф, слыхали?
Антон многозначительно промолчал.
— Нет, конечно, вы не могли бывать в этом клубе, он ведь женский! — хихикнул Леший. — Может, вам приходилось… — Он обернулся к Чуваевой, но тотчас затряс головой: — Извините. Там для богатых, увы. Для очень богатых! Туда ходит жена мэра, и губернаторша, и эта безумная теледива, как ее… Тамара Шестакова, и наша главная либералистка Нелли Собакина, и жена знаменитого Бусыгина. Ну, олигарха бывшего, которого посадили! Мужик, понимаете, в колонии парится, а она шейпингом в «Ла ви он роз» развлекается!
— Ну так ведь Бусыгин успел все имущество на ее имя переписать, — скандальным голосом сказала вдруг очнувшаяся Чуваева. — Все эти магазины, к которым нормальному человеку теперь и подступиться нельзя, это ж все ее, Бусыгиной! А ведь ему присудили: столько-то лет с конфиксацией имущества. Черта с два! Вернется с зоны — и вся конфиксация псу под хвост. У женушки и то, и се, и пятое, и десятое, магазинов не сосчитать!
— Некоторые из этих магазинов и «Ла ви он роз» оформляла Лидочка. — Для наглядности Леший подергал за руку девушку, которая стояла, чуть покачиваясь и полузакрыв глаза, словно опять задремала. — Мы с ней на этой почве и познакомились: она мне кое-какие заказы давала. Я ведь художник, и тоже, знаете, не из последних!
Он было приосанился, но тотчас спохватился, с жалостью взглянул на Литвинову:
— Вот навалилась вдруг на человека беда… Она рассказывала, что год назад упала, подвернула ногу, ударилась головой. И с тех пор… Она все время носит при себе документы, чтоб можно было сразу узнать, кто она и где живет. И друзья, знакомые ее все время пасут, прозванивают, проверяют, вернулась ли вечером домой.
— Она что, незамужняя? — поинтересовался Антон.
Леший кивнул.
Струмилин перевел дыхание.
— Вроде есть какой-то кавалер… — протянул Леший.
Струмилин стиснул зубы.
— А скажите, Семикопный, — вкрадчиво поинтересовался Антон, — ваша знакомая только провалами в памяти страдает или заодно клептоманией?
Леший так и вытаращился. Глаза у него и без того были большие, особенно для изможденного лица, так что теперь он сделался похож на свежевываренную креветку, тем паче что резко залился краской.
— Поосторожнее, мент! — сказал Леший, так грозно посунувшись к Антону, что тот малость отшатнулся и даже забыл оскорбиться. — Не надо шить дело порядочному человеку!
— Очень порядочному! — в один голос возмутились Чуваева и Бо́рдо. Переглянулись чуточку испуганно — и зачастили, перебивая друг друга: — Она нас всех ограбила! Все купе! Обчистила! Похитила наши вещи! У меня украла кошелек и кольцо! А у меня бумажник, карту «Виза», и «Эппл», и «Ролекс», мой «Ролекс»! И молодого человека тоже ограбила… вы чего молчите, молодой человек?
Струмилин пожал плечами и вдруг ощутил на себе взгляд Литвиновой. Взгляд был уже не такой тупой и сонный, как прежде. Что-то в нем металось, какая-то мысль, а может, попытка понять, что происходит. Или девушка просто удивлялась, что он молчит и не обличает ее перед ошеломленным приятелем?
— Ни суя хебе, — пробормотал Леший, запустив обе руки в волосы и с силой ероша их, отчего шевелюра приняла уж совершенно дикий вид. — Ни су-я…
Антон поперхнулся, но тотчас принял прежнее суровое выражение.
— Да нет, быть такого не может! — пламенно вскричал Леший. — Зачем ей? Она не нуждается! То есть денег, конечно, никогда не бывает слишком много, но все-таки! Она как раз получила в своем клубе за одну штучку классную, поехала в Москву купить себе кое-что…
— Минуточку! — перебил Антон и повернулся к вагону, на подножке которого все это время висела, навострив ушки, Людочек, напрочь расставшаяся с бредовой идеей уборки. — Где Литвинова садилась?
