— Соня… поедемте со мной! — вскричал Джейсон. — Еще не поздно!
Она молча покачала головой.
— Прощайте! — Джейсон отчаянно махнул рукой. — Не поминайте лихом!
И выбежал из комнаты, протопал по коридору, с силой хлопнув дверью. Ну наконец-то хоть кто-то дал себе труд захлопнуть ее!
Анрио несколько раз тявкнул вслед беглецу, но, похоже, для острастки: поле боя осталось за ним. Плюхнулся на бок, выставив ногу, и принялся яростно лизаться.
Леший медленно, подтащив сперва зад, потом приподняв голову, встал на кровати на колени, размашисто перекрестился, вытащил из-за пазухи крестик и поцеловал:
— Господи, благодарю, спас раба твоего! — Покачал головой: — Вот это, скажу я вам, дагры пошли! Ну и дагры! Один другого краще! — Обернулся: — Эй, ребята! Вы живы?
Соня стояла перед Струмилиным на коленях, кончиками пальцев касаясь неровной повязки, перехлестнувшей его руку:
— Ну как? Ну ты как?
— Ничего, ничего, — улыбнулся Струмилин. — Пациент скорее жив. Сквозная рана, кость не задета, жгут наложен вполне профессионально, кровотечение остановлено. Не волнуйся.
— Слава богу, хоть с тобой все в порядке, — слабо улыбнулась Соня. — А меня теперь полиция ищет за хищение бесценного полотна! Очень приятно. Хоть меняй имя-фамилию да беги скрывайся в каких-нибудь дебрях какого-нибудь Уссурийского края.
— Имя менять не надо, — пробормотал Струмилин. — Имя у тебя очень красивое. Что касается фамилии — это хоть сейчас. Леший, пойдешь свидетелем?
— Я на свадьбу тебя приглашу, — очень грустно и очень мелодично пропел Леший, — а на большее ты не рассчитывай! Куда ж деваться, пойду. А в качестве свадебного подарка могу добавить, Сонечка, что в дебрях Уссурийского края скрываться тоже не понадобится. Понимаешь… — И тут же он прервал сам себя, воскликнув страдальчески: — Да мне хоть где-нибудь, хоть когда-нибудь удастся поесть? Я же скоро ноги протяну! Где тут кухня? Где тут холодильник?!
Он соскочил с кровати, трепыхаясь полами куртки, и промчался по коридору, громко топая. Анрио подпрыгнул и кинулся за ним, радостно лая.
— Зажрет его пес, — усмехнулся Струмилин. — Надо выручать?
— Надо, — кивнула Соня, опускаясь рядом с ним на колени и кладя себе на плечо его правую руку. Наверное, она думала, что Струмилин обопрется на нее, чтобы встать, но тот использовал руку не по назначению…
Немалое прошло время, прежде чем они оторвались друг от друга. Перевели дыхание, огляделись, вспоминая, где находятся, и вслушиваясь в тишину, прерываемую странным звуком. Больше всего это напоминало громкое чавканье.
— Неужели зажрал-таки? — ахнул Струмилин.
Соня испуганно вскочила, помогая ему подняться:
— Скорей!
В коридоре было пусто и темно. По всему выходило, что Анрио пожирал свою добычу на кухне.
Струмилин и Соня вбежали туда — и замерли.
Около стола сидел Леший. Пред ним на разделочной доске покоился огроменный кусище копченого мяса, от которого шел упоительный дух. Тоненьким остреньким ножичком Леший отрезал мясные пласты, делил их напополам и, забросив в рот половину, истово жевал, не забывая отдать вторую часть Анрио.
Пес сидел около стола, умостив умильную морду на колени Лешего, и деликатно брал мясо из рук художника.
— Секундочку, — недоверчиво сказала Соня. — Это что за мир и дружба? А кто орал как резаный: боюсь собак, боюсь собак?!
— Кто боится? — сделал невинные глаза Леший. — Да я вырос среди собак, мой дед менял их как перчатки! Правда, такого боевого парня у нас никогда не было.
Леший чмокнул Анрио в нос, потом покосился на Струмилина и прыснул. Тот тоже тихонько смеялся, не столько опираясь о Сонино плечо, сколько обнимая девушку.
— В чем дело? — насторожилась она.
— Так вот, насчет бегства в Уссурийский край, — давясь смехом и мясом, прошамкал Леший. — Сонь, у меня руки жирные, так ты полу куртки отверни и достань… во внутреннем кармане.
Прислонив Струмилина, у которого от смеха подкашивались ноги, к косяку, она шагнула вперед, двумя пальцами взялась за полу длинной и широкой куртки — и увидела, что изнутри нашит большой, просторный карман. Там громоздилось что-то свернутое трубкой.
Соня тихо ахнула. Это был покрытый краской холст. Развернула его дрожащими руками — и задохнулась от того непередаваемого запаха старины, который не дано подделать никому, никакому художнику. С изнанки холст был темный, грязно-серый, с небрежно смазанным фиолетовым клеймом «Северо-Луцкий художественный музей, инвентарный номер 345». А с лицевой стороны…
Кипел буйный пламень костра, бросая алые отсветы на бледное золото волос молодой женщины, на вороную гриву коня, на лица воинов, готовых справить прощальную тризну. Клочья дыма взвивались в небеса — серые, как глаза этой женщины… как Сонины глаза!
— «Прощание славянки», — сообщил Леший. — Подлинник. Я, конечно, замечательный художник, но нашим друзьям достаточно будет одного взгляда, чтобы понять: сокровище подменили! Оригинал и копия — это небо и земля. Так сказать, Соня — и Лида!
— Ты видел?! — недоверчиво обернулась Соня на Струмилина.
Тот кивнул.
— Ой-ой, — протянула она. — Здорово же мы подставили этого Джейсона. Приедут они все в Париж, откроют чехол, а там…
— От этого надо его избавить, — сказал Леший. — Прямо сейчас надо позвонить в полицию насчет опасной парочки, Немкина и его подружки. Все-таки не стоило им так активно бряцать оружием! Пускай их тормознут на пути в Москву. Джейсона не тронут: иностранный подданный, картина не у него, а у Лидки. Я не я и бородавка не моя.
— Между прочим, Джейсон тоже все видел, — усмехнулся Андрей. — Он с тебя глаз не сводил, пока ты свои фокусы на кровати выделывал!
— Как?! — возмущенно подскочил Леший. — Видел?! Врешь!
— Видел, видел. Он мог поднять тревогу, но промолчал.
— Хороший человек, — сказала Соня.
Струмилин поджал губы:
— Да так, ничего.
— Голубые глаза хороши, — пропел Леший, меланхолически глядя в пространство, — только мне полюбилися карие!
— В данном случае, с точностью до наоборот, — улыбнулась Соня и вдруг всплеснула руками: — И все-таки я не могу понять, где ты взял копию?
— Здрасьте! — Леший даже глаза завел. — В мастерскую я забегал по пути на вокзал? Забегал. Там и прихватил картинку — на всякий случай. Мало ли, думаю, что может быть…
— Ты же перекусить туда забегал.
— Перекусить мне удалось только теперь, — вздохнул Леший. — И то без хлеба. Но мы не в обиде, правда, Анрио? Искусство требует жертв!
