– А ты мне ещё баранку дашь? Ты добрый, ты хороший. Я тебя никогда не брошу, а нехороших бесов всех кусь! Погладь меня, погладь.
Что мне оставалось, просто забросить в чёрный ящик все свои комплексы, фобии и философствующие занудности, запереть этот ящик на ключ и выкинуть его в океан, куда-нибудь в район Марианской впадины. Говорят, там достаточно глубоко.
А самому радостно обняться с честным доберманом, похлопывая его по зимней шапке, и принять жизнь такой, какая она есть, или кажется, или отражается в моём несовершенном сознании, или вообще вспомнить о зеркальности мироздания с точки зрения… тьфу!
– Гесс, пошли домой. Поздно уже, а мне ещё ужин готовить.
Пёс восторженно подпрыгнул выше головы и ринулся наворачивать круги по двору.
– Ну как хочешь, я пошёл. На баранку под столом можешь больше не рассчитывать.
Перепуганный доберман сам открыл себе дверь, протискиваясь в сени впереди меня. Когда надо, он всё прекрасно понимает, а за всякие вкусняшки, наверное, душу продаст. И вот почему эту породу собак люди так любят, загадка покруче тайны египетских пирамид.
Не хочу грузить вас избыточностью описаний каждого шага моей скромной жизни, я не блогер какой-нибудь, у меня совесть есть. Поэтому давайте сразу о том, к чему мы перешли на следующий день, после того как крепкий старец Пафнутий отслужил службу, вернулся в дом потрапезничать и объявил, что моё новое обучение началось.
– Ну от, Федька, давай. – Батюшка вывел меня во двор и поднял к подбородку видавшие виды боксёрские перчатки.
Ксенофан мне в ухо, лучше б он выпить предложил. После первых же пропущенных ударов по корпусу времена самогоновой учёбы показались мне золотым веком Александрии.
– Не зевай от, паря! А то нечем будет, без нижней челюсти-то знаешь от, как тяжко жить? Вот то-то и оно.
Не подумайте, что я струсил или просто решил не драться. Армия быстро выбивает одно и учит другому, захочешь жить – дашь сдачи. Но старый священник с невероятной для своего веса и возраста лёгкостью прыгал вокруг меня, не сбивая дыхания, не размахивая руками впустую, но каждый его кулак скупо и точно попадал в цель. Которой был я.
Гесс, разумеется, увязался за нами, но в так называемый образовательный процесс не лез, скромненько сидел на задних рядах, ничего не комментировал и ни за кого не болел. Тоже мне друг называется.
– Отдохни от, паря. – Старец помог мне подняться и прислонил меня к забору. – Тебя где драться-то учили?
– В… десан… десанте-е, – с трудом выдохнул я.
– Вишь от как, с живым-то человеком драться – это от одно дело, а так чтоб от беса с ног сбить – тут ить по-иному двигаться надо. Смотри-ка.
Я не сразу въехал в тему.
Стиль «боя православного батюшки», если это можно вообще называть стилем, был построен на нескольких довольно простых и потому жутко сложных в действии принципах.
Первое – ты видишь противника, а не то, кем он является по сути. Поясню: есть противник, с которым ты дерёшься, и совершенно не важно, кто это – человек, нечисть, робот, инопланетянин, святой дух, животное, кто угодно. Победи или сдохни.
Второе – нет защиты в бою. Вообще нет, никогда никакой, никому она не нужна. Ты не защищаешься, ты бьёшь первым.
Третье – правил нет. Правила для спорта, а не для боя на смерть.
И четвёртое – не думай. Вообще! Тебе оно не к лицу, не надо, ни о чём, убей свой мозг, будь бессловесным и бесчувственным, как силикатный кирпич, не оставь врагу ни единого шанса.
– Драться-то – оно само по себе от и несложно, – поучали меня. – Ты управляешь телом, а надо от башкой! Ить ежели, как нас учат по Писанию, самый от наименьший бес способен землю коготком перевернуть, то от как ты с ним драться-то станешь?
– Как все, – попытался спорить я. – Кулаком и верой.
– Это работает, – покивал наставник, сбрасывая перчатки в снег. – Геська, подбери от да в дом тащи! А ты, паря, про веру-то впустую языком не мели. Истинная вера не каждому даётся. А равноапостольных, старцев-монахов да отцов церкви, поди, от много не бывает.
– Да и бесы, я полагаю, таких за километр обходят.
– Соображаешь, – удивился отец Пафнутий, хмыкнул в усы и кивком седой бороды указал мне на дом. Типа пора. Хватит болтать.
Зазевавшийся доберман опомнился, подхватил перчатки со снега и дунул впереди меня.
Остаток дня я провёл в домашних делах и бесплодных размышлениях.
То есть именно за тем, что делает человека философом. Есть вещи, рассуждать о которых можно долго, старательно и вряд ли плодотворно. Если, конечно, у вас нет возможности успешно монетизировать ничего не значащую болтовню. Кстати, у многих это получается, но я не в сонме заоблачных счастливчиков.
Весь мой предыдущий монолог на пальцах показывал, что думать (философствовать) в миллион раз проще, чем всего лишь не думать вообще. Господи боже мой, да мы ведь даже во сне думаем! Ибо нельзя, невозможно, нереально, немыслимо не мыслить!
Проклятая тавтология с демагогией в одном унылом флаконе.
Просто старик владеет прапрадревнехристианскими тайными боевыми искусствами, что позволило ему в возрасте хорошо за восемьдесят без усилий отлупить вполне себе гораздо более молодого и далеко не беспомощного противника.
Короче, меня. Ох… К чему всё это? Так, дайте сообразить…
Ладно, наверное, к тому, что запомнить эти три правила несложно.
А вот реально овладеть ими, так, чтобы свободно применить на практике, – совсем другое дело. Иной коленкор, как выражается мой седобородый наставник. По крайней мере, чем больше я об этом думал, тем меньше у меня оставалось надежды на реализуемость задуманного.
Тем более если вспомнить, что задумано-то всё это было вовсе не мной.
– Собирайся, паря, – через два дня сообщил мне отец Пафнутий. – На окраине от, третий дом по улице Пламенных Коммунаров, мужичок Соболев залютовал. Жену от бьёт почём зря, горькую-то хлещет без меры, бесов видит. Плохо сие.
– Плохо, – согласился я. – Но, в принципе, дело житейское. Участковый направит в район к наркологу, и нет проблем.
– От тебе и ладушки, бабкины оладушки! Стало быть, сходим до них, благословим от на лечение, а там уж, поди, всё само обойдётся, так ли?
– Приблизительно да, – осторожно ответил я, поскольку мой наставник молча направился в сени за тулупом и валенками.
Доберман жалобно заскулил, его взгляд метался туда-сюда, собачья душа разрывалась пополам: с кем идти или с кем остаться?
– Пошли все? – тихо предложил я.
Пёс счастливо залаял, три раза крутанувшись вокруг себя и подпрыгнув козлом на метр вверх к белёному потолку. Как видите, ему немного для счастья надо.
Из дома вышли гуськом, по старшинству, до окраины надо было топать минут двадцать, а то и больше. Тем более что погода вдруг решила показать переменчивый нрав и резко ухудшиться. Задул ледяной ветер, поднимая колючий снег, кидая его нам в лицо целыми пригоршнями, а сквозь серебряную завесу виделись волосатые задницы наглых бесов, изо всех сил вертящих хвостами…
