– Чем… больше лихоманка-то скачет, тем быстр… кхм-кха… быстрее человек помрёт.
– Всех убью, – самодовольно подтвердил белый бесёнок. – Старика, собаку, молодого. А ну чихни!
Я вздохнуть не успел, как в носу резко зачесалось. Нет, нет, нет! Если и меня сейчас накроет, значит, мы все тут повалимся от этой ходячей инфекции. Разве только…
– Апчхи!
Я успел выбежать из комнаты, достать у себя из-под кровати пневматическую винтовку, зарядить её и…
– Апчхи! Апчхи! Апчхи-и! – Палец случайно нажал на курок, и серебряная пуля влетела в стену. Декарт мне в печень, как же я стрелять-то теперь буду?!
Из горницы донёсся злорадный хохот беса. Борясь с приступом чихания, я бросил взгляд в комнату – осипший Гесс, даже уже не лая, а хрипя, сколько хватало сил, пытался «кусь» беса.
Мой пёс слабел с каждой минутой, а я ничего не мог сделать. Руки тряслись, глаза слезились, серебряные пульки рассыпались по полу, я рухнул на колени, сжимаясь в конвульсиях непрерывного сумасшедшего чихания. И вдруг оно отступило…
– Жить хочешь, бесогон? – насмешливо спросил меня тоненький голосок.
Я кивнул, кротко стукаясь лбом о половицы. Хочу, очень хочу.
– Тогда встань сам и добей их, – потребовал (ла) лихоманка. – Меньше будут мучиться!
Я втянул ноздрями воздух, покрепче сжимая зубы, выпрямился, встал, перекрестился и, глядя наглому бесу в глаза, отрицательно помотал головой.
– Не разберу, ты храбрый или просто борзый? Ну, будь по-твоему. Сдохни первым!
Он поднял сложенные ладошки к поганому рту, дунул, и у меня вновь так засвербило в носу, что…
– А-апчхи-и!!!!
– Тада-ам! – Лихоманка в умилении прикрыл глаза, опускаясь в брызги моего чихания.
Видимо, поэтому он и не успел уклониться от двадцати шести маленьких посеребрённых пулек для пневматической винтовки. Если уж и чихать, то не напрасно…
Прощальный вой лопнувшего беса оборвался, не успев достигнуть оперного пика. Болезнь исчезла мгновенно. Я без сил опустился прямо на пол. Вот так. Будет знать, сволочь.
Потом ко мне подполз Гесс, толкнулся холодным носом в ладонь и лизнул. Холодным, ага! Я обнял его за шею, мы оба повернулись в сторону отца Пафнутия, но тот уже просто спал.
Дыхание старика было ровным, без кашля, даже храп куда-то пропал. Кажется, теперь всё хорошо, да?
– Пошли спать, вымотался, как собака.
– Как собаченька, – поправил меня доберман.
– Угу, можно и так. – Я поднялся на ноги.
– Возьми меня на ручки. У меня лапки устали. Я тебя потом лизь. Хочешь, два раза лизь?
У меня не было сил с ним спорить, но силы дотащить до лежанки остроухого фарисея почему-то нашлись. Уверен, у этого пса в роду были евреи, а у меня, судя по всему, сплошь доверчивая русская интеллигенция. Нет, ну если я постоянно таскаю этого сорокакилограммового оленя с ушками на руках взад-вперёд…
Гесс уснул, как только уложил его на тёплую лежанку, укрыв куском старого пледа. Только тогда я позволил себе рухнуть на свою постель. Снов не помню абсолютно, просто провалился в густую сладковатую мглу, и всё – ни звука, ни видения, ни искорки. Просто сон. Как же давно я был лишён этого кайфа…
Утром меня разбудил свистящий доберман. Ему пора гулять, туалетиться и метить столбики, тут уж без вариантов, выгул Гесса – исключительно моя обязанность.
Отец Пафнутий сонно ворочался у себя в комнате, на дворе стоял лютый холод, но тем не менее легко одетый Анчутка уже сидел на крылечке, глядя на гаснущие предрассветные звёзды.
Мне впервые пришла в голову мысль, что во время вчерашней драки он ни разу не подал голоса. Не то чтоб вмешаться, а вообще словно исчез на это время из дома. Как такое возможно? В последнее время я начинаю становиться жутко подозрительным, если, конечно, это не паранойя.
– Мелкий бес вчера ночью – твоя работа?
– Моя, – даже не стал отпираться он.
– Собирался убить всех нас и получить свободу?
– Всё проще: меня попросили, я сделал.
– Кто?
– Тот, кому я не мог отказать, ву компрёне муа? – язвительно фыркнул он, сплюнул в снег и ухмыльнулся. – Но я тоже считаю, что экстремальные тренировки – это хороший способ воспитания бесогона. На тебя скоро начнут делать ставки, парень, не подведи нас. Натюрлих?
Я не успел ему врезать, потому что в меня самого с разбегу врезалось четырёхногое счастливое создание в телогрейке и ушанке.
– Идём играть! На тебе лапку, пошли!
– Извини, Гесс, мы тут кое о чём не договорили.
– Ошибаешься, мон ами Тео, – хрустя суставами, встал брюнет. – Уж мы с тобой по этой теме выяснили всё. Детали получишь у его святейшества. В конце концов, кто тут отдаёт мне приказы?
Это был жестокий удар, словно единорог лягнул под дых.
Неужели отец Пафнутий мог сам попросить Анчутку запустить к нам лихоманку, рискуя жизнью верного пса, как и своей собственной?! Про мою жизнь я вообще молчу, кому она тут всерьёз интересна? Кроме меня самого, любимого, и то не уверен.
Готские традиции в этом плане вполне себе совпадают с многочисленными философскими течениями. Естественное прохождение жизни как подготовка к неминуемой смерти. Вечный хоровод череды перевоплощений. Краткий миг вдоха перед бескрайней и бездыханной вечностью.
Ну и ещё, наверное, с десяток удобоваримых и не очень полётов человеческой мысли разных времён и народов, благо потоптаться на этом широком поле не отказался никто.
Я тоже непременно этим займусь, но, видимо, чуточку попозже. Сейчас, хочу – не хочу, холодный (значит, здоровый!) кожаный нос толкал меня в бок, требуя встать и поиграть. Чесать за ухом и гладить зад мне тоже всё равно придётся. Упои меня Диоген, мы пошли играть!
Как говорится, если ты не можешь изменить ситуацию, то изменись сам и начни получать от этого удовольствие. А разговор с «его святейшеством» подождёт хоть до обеда – куда он, в конце концов, денется с нашей общей подводной лодки?
Однако же вероломной капризнице-судьбе, играющей на своей приставке в собственное РПГ, наши мечты и планы не были интересны. Поясню: после молитвы и короткого завтрака – омлет по-испански с сыром, гренками и чесноком, липовый чай, мёд и печенька с изюмом – отец Пафнутий преспокойно удалился в Воскресенский храм.
Мне же было велено явиться за ним через два часа, дабы помогать чем надо на месте. Свечи подносить, книги подавать, с одеждой суетиться и так далее. Обычную влажную уборку у нас делают местные пенсионерки забесплатно. Всех всё устраивает, для них это дело привычное, богоугодное, и всем есть чем на старости лет заняться.
Когда батюшка вышел из дома, Анчутка быстро огляделся по сторонам и подмигнул мне:
