Само собой, я не берусь судить за всю Россию, вся Россия очень велика, как пел Марк Бернес. Перефразирую, конечно! То есть если мы значительно больше одной Одессы, то и ответ с нас иной. Со всех и с каждого.
Сразу вспомнилось, как ещё до армии зимой я был в этом замечательном городе. Мои друзья водили меня по Привозу.
– Мужчина, посмотрите на мои товары из Индии. Они ж ещё индусами пахнут!
Я думал, что надо мной издеваются. А потом мы дошли до набережной, где стояли пушки времён обороны от французов. Я сел на одну отдышаться и был свидетелем разговора проходящих мимо женщин.
– Маня, он сидит на пушке.
– И шо?
– Как шо? Зима, а он сидит на пушке!
– Я тебя умоляю, успокойся, посмотри, скока ему лет. Откуда ему знать, шо такое простата?
Клянусь, тогда я и близко не понимал, о чём они спорят?
Собственно, как не всегда понимаю сейчас, хотя отец Пафнутий убедительно объяснил, почему надо надевать подштанники под джинсы, когда на улице всего минус сорок. Не буду врать, что я всегда так уж его и не слушался. В конце концов, дискотек в стиле «бразильский карнавал», когда все пляшут в мини, в наших краях не устраивают, так что самые яркие сельские красотки от валенок не отказываются…
К чему всё это было? Не просто так, а в качестве голографической иллюстрации к моему бытию на данный исторический период. А жизненные истории бывают всякие, как важные, так и не очень. Впрочем, говорят, что японцы вообще фотографируют каждый миг своего пребывания в этом мире. В фиксации мгновенного тоже есть своя философия и даже мудрость.
В общем и целом постепенно, как это ни странно звучит, мы с бесом вполне себе сдружились. Ну или, по крайней мере, научились обходить острые углы в разговорах и не требовать от собеседника немедленного изменения его устоявшихся политических или религиозных взглядов. Кажется, это принято называть толерантностью.
Батюшка также относился к Анчутке без трепета, но и без грубости. За уборку или еду благодарил, за непорядок выговаривал. Никакого рукоприкладства, угроз облить святой водой на морозе или звездануть четвертьпудовым крестом промеж обломанных рогов.
Думаю, он просто не циклился на том, что красавчик-брюнет является бесом, точно так же как и святой Франциск не парился, что ему служит бывший волк-людоед.
Больше всего присутствие в доме нечистого напрягало Гесса. Верный доберман нипочём не мог взять в толк, зачем мы держим в непосредственной близости столь сильного врага, почему не сажаем его в будку на цепь или не позволяем хорошему пёсику гонять его по двору с гавканьем и рычанием «кусь тебя!».
Что на самом деле было на уме у беса, знать, разумеется, не мог никто.
По крайней мере, мы все не особо об этом задумывались, когда вдруг произошла страшная и комичная история. Анчутку украли! Честное благородное, Декарт мне в печень и Диоген ему в бочку! Ладно бы какие-нибудь лихие цыгане, так нет, тихушница баба Маня…
Дело было так. Обычно за продуктами в ближайший магазинчик ходил я сам, иногда отец Пафнутий добирал, что нам надо, по дороге из церкви, и, быть может, лишь пару раз мы посылали нечистого за крупой и хлебом. Он всё делал аккуратно, сдачу приносил всю до копеечки, туда-сюда мотался быстро, претензий нет.
Тем более что для спокойствия за ним всегда увязывался добровольный конвоир с обрубком хвоста, на четырёх лапах, в галоп и с рыком. Так, собственно, было и в этот раз. Но тут Гесс прибежал домой один, поймал меня во дворе и, жалобно скуля, лёг в снег, закрывая морду лапами.
Вопрос «что случилось?» мне пришлось повторить дважды, бедный пёс был просто не в себе от шока.
– Да говори уже, боже мой, не слышит никто!
– Не кричи на собаченьку, – жалобно вздохнул он. – Беда, проблема, всё плохо, мы все умрём.
– Я знаю. Все в курсе. Ещё что-то банальное?
– Анчутку террористы в плен взяли.
Невольный всплеск скептического хохота застрял у меня в горле. Пёс поднял морду, выразительно кивнул, опустив глаза, и продолжил в манере ульяновского ТЮЗа:
– Он за хлебом пошёл. Я за ним, ты знаешь, я его насквозь вижу, вдруг убежит, кто будет виноват, я виноват, я плохой мальчик, а я хороший!
Любые наводящие или понукающие вопросы были бы только лишними. Приходилось терпеливо ждать, пока он выговорится.
– Я у магазина жду, а там ба-бах! Ещё ба-бах! Три тётки выбежали, продавец-мужчина кричит: «Бабка Маня!» – ты её знаешь, я нет, кто она такая? Ну не важно, я её кусь, когда увижу, так вот… – Болтливый доберман перевёл дыхание, поймав для успокоения пару снежинок на язык. – Бабка Маня нашего Анчутку с ружьём в засаде ждала. Все говорят, три дня ходила. Она его поймала и держит, не пускает, а мы без хлеба, где мой батон, так не честно, скажи отцу Пафнутию, пойдём вместе, я с вами, я хороший, правда? На тебе лапку!
Я несколько рассеянно пожал его тяжёлую лапу, точно так же поймал большую снежинку в рот и, потрепав друга по загривку, пошёл в дом. Батюшка отдыхал от трудов праведных за чтением не рекомендованных церковью японских исторических детективов о молодом ёрики Сано Исиро.
Нет, сюжет там динамичный, захватывает с первых страниц, но обилие разнообразных сексуальных сцен чуточку шокирует. Тем более если вы видите подобную литературу на полке православного священника. Но тут уж надо знать отца Пафнутия, бывшего майора отдельного разведывательного батальона, мало перед каким авторитетом склоняющего голову…
– Чего надо, Федька? Не видишь от, занят я.
– Так, ничего особенного, если вдуматься. Просто, судя по всему, сегодня мы ужинаем без хлеба.
– С чегой-то?
– С тогой-то, отче, что нашего (вашего) личного беса взяла в плен какая-то баба Маня. Как я понимаю, с ружьём.
– Брешешь от, паря. – Он с раздражением соизволил отложить книгу. – Бабка она, конечно, непробиваемая, из старых от коммунистов, однако же и мухи-то не обидит.
– Какие мухи зимой? Мух нет, а Анчутка есть. Гесс рассказал, он сам всё видел.
– Опять врёшь-то, будто бы собака неразумная от разговаривает, а? Епитимью тебе от, что ль, всыпать.?!
Наверное, мы могли бы так препираться ещё долго, но со двора раздался предупреждающий лай добермана. Нет, не опасность, не враг у ворот и не белые в городе, а именно предупреждение – к вам гости. Я бросился в сени открывать дверь.
В дом вбежала маленькая девочка лет семи-восьми, укутанная так, что я сначала принял её за вязаный мешок на тоненьких ножках.
– Дяденька-батюшка Пафнутий, а вас в магазин зовут!
– Зачем, внученька?
– Говорят, там вашего племянника баба Маня с ружьём поймала. А ещё она стреляла уже! Два раза! Страшно-о, как в кино.
Святой отец, кряхтя, поднялся, перекрестил ребёнка, дал ей конфету из сахарницы и пообещал быть следом. Малышка, смешно скользя по утоптанным тропинкам в снегу, поспешила обратно, а мы, переглянувшись, стали собираться на дело.
