– И это благородный пёс, который не ест с чужих рук без разрешения, – тихо заметил я.
– Ой. Ты прав. Разреши мне шоколадку, можно, можно, ну можно?!
Когда-нибудь он за вкусняшки всех нас продаст, выкупит и ещё раз продаст, скотина беспринципная. Политика кнута и пряника на нём не срабатывала, то есть на кнут он огрызался, а за пряником мог бегать весь день, пока не догонит и не выцыганит.
Наверное, это я просто из зависти, у него шоколадка тает на языке, и его гладит по загривку нежная рука красивой девушки, а я стою тут посреди офиса в одной простыне, как римский патриций из-под Архангельска, в тапках на босу ногу, и мне ничего не светит – ни ласка, ни вкусняшки. Лысина Сократова, как с этим жить…
– Ладно, шутки в стороны. – Марта поправила на носу очки и привела в порядок растрепавшиеся волосы. – Если вы сюда пришли, значит, будьте добры, получите задание.
– Мы не готовы, – почти в унисон ответили мы с Гессом. – Я не взял оружие, святую воду, серебро, даже одеться толком не успел.
– Не колышет.
– Нет, нет, это была роковая случайность. – Я решительно цапнул добермана за ошейник, разворачивая его к выходу. – Нам пора, надолго не прощаемся, не закрывайте офис, мы туда-сюда, через полчасика ждите.
– То есть вы припёрлись шутки ради довести меня до предынфарктного состояния, а как мне теперь отчёт закрывать, не ваша проблема. Норм, ребята! Выход знаете где?
Я дёрнул ручку двери. Заперто.
Сунул было руку в карман свитера, но где тот карман? В том же свитере, а свитер в бане, и рабочая карта с оранжевым джокером лежит на своём месте. Мы можем вернуться, лишь выполнив задание, потому что это Система, чтоб её, а не казаки-разбойники, хочу – играю, хочу – домой пошёл.
– Что угодно нашей луноликой госпоже? – с восточным поклоном обернулся я.
– Для вас есть непыльная работёнка – изгнание беса скуки из поезда Москва – Владивосток.
– В таком виде?!
– А чего не так? Ко мне, значит, можно в неглиже являться? – всплеснула руками Марта. – Короче, посмотрите на себя в зеркало, парни, вы справитесь! Я в вас верю.
– Шутит? – с надеждой спросил Гесс.
– Издевается, – уверенно ответил я.
Мгновением позже пол под нашими ногами задрожал в ритме стука железнодорожных колёс. Эта рыжая Снежная королева реально закинула нас в поезд. За окном темень и ветер, мы в холодном коридоре, из тамбура тянет лютым сквозняком, а прямо перед нами у заледеневшего окна стоит молодая проводница в фирменном пальто и вытирает слёзки.
– Что-то случилось?
Девушка молча покачала головой, хлюпнула носом и только после этого обернулась к нам. Выражение безнадёжной грусти на её лице сменилось на подозрительный интерес.
– Мужчина, а вы кто? Вы откуда здесь в таком виде, да ещё и с собакой? Я вас не сажала.
– Так вы и не прокурор, – попытался пошутить я, но замер, видя, как из кармана её пальто с буквами «РЖД» высовывается, потягиваясь, серый бес тоски и скуки. При виде нас с Гессом он сразу понял, кто тут кто и что тут к чему.
– Врёшь, не возьмёшь, и не таким в нос плевали-и! – пискнул он, показывая неприличный жест.
– Гав! – громко оповестил вспыхнувший доберман. – Выходи, сволочь, я тебя кусь! Два раза!
– Погладь мой зад!
– Это моя фраза, – вытаращился сражённый в самое сердце Гесс. – Так нечестно, обижает собаченьку!
Бедная девушка-проводница автоматически вытащила беса за химок из кармана, пересадила на перила у окна, выслушала моего пса и обернулась ко мне в ожидании объяснений.
Что я мог ей сказать? Лично мне всегда казалось, что в обыденной жизни я очень вежливый, культурный и цивилизованный человек, даже философ. Не ругаюсь, не нарушаю общественный порядок, не выражаюсь не только при детях и женщинах, более того, даже для связки слов не использую ненормативную лексику. Да, именно так!
Но что нам сейчас делать, если серого беса скуки изгоняют обычным русским матом?
– Простите меня, ради бога!
– За что? – не поняла она.
Сейчас поймёшь. Я просто закатил глаза и в полный голос выдал пятиэтажную тираду, используя специфические северные выражения, обогащая их цветистой манерой цыганской ругани румынского конокрада, арестованного за попытку снятия колёс с КамАЗа, на котором наш президент открывал Крымский мост!
– Что?! – едва не рухнула в обморок проводница.
– Переиграем. – Я зашёл с козырей, оприходовав всего в трёх предложениях международную политику Британии, наши государственные интересы в Закавказье, отсутствие зон депиляции в бикини у бабы Мани с ружьём и обширный интерес к интимной жизни казахстанских сусликов-геев у большинства мужского населения данного вагона.
Звучит несколько сумбурно, но Кафка отдыхает, и самое главное, что от скуки на порозовевшем личике проводницы не осталось и следа.
– Полиция-а-а!!! Тут какой-то оппозиционный маньяк выражается-а!
Двери всех купе мигом распахнулись.
Бес дёрнул наутёк, Гесс за ним, ну а дальше уже начался русский Хеллоуин.
Мы гоняли нечистого из вагона в вагон по всему составу, заглядывая едва ли не в каждое купе, чтобы разбудить скучно спящих пассажиров громким лаем и сочным матом! Проснулись все!
Народ воспрянул, безучастных не было, за нами увязались в погоню, с меня дважды чуть не сорвали простыню, мой пёс почти охрип от лая в ледяных тамбурах, а юркий серый бес всё ещё дерзал быть непойманным.
Вслед нам неслось:
– Чё сказал, мужик? Ты кого на кого послал? Это ты чё, нам с Серёгой? Серёга, вставай, слыхал, как тебя назвали? Не-а, именно тебя, а не нас, мужик, подтверди!
– А можно помедленнее, я записываю? И повторите, пожалуйста, вот это… как его… короче, на «рванец» заканчивается? Как это по-латыни?
– Дочка, прикрой ушки и отвернись к стенке, а ты, парень, иди сюда. Чего при людях обещал, так вот делай, я тока «за»! Разгорячил скучающую женщину…
– Да заткните его уже хоть кто-нибудь, спать мешает!
– Я тя щас сам заткну! Давай, мужик, лепи правду-матку и про правительство, и про мафию транспортную, про эстраду в трусах, и про ЕГЭ этот долбаный, и про…
– Вай, как он говорит, он мне словно дорогой коньяк на сердце проливает, что ни слово, то спиртосодержащий бальзам для души! Сюда заходи, мы наливаем! Всем наливаем, эй!
Короче, скуку мы догнали в самом последнем вагоне, когда усталый бес уже едва передвигал копытца под матерным напором всего состава и растёкся грязной жижей в тамбуре. К нам пыталась пробиться железнодорожная милиция, но кто ж её так просто пропустит, когда мы для всех уже стали своими в доску. Но увы, увы…
– Так, граждане, нарушаем, значит, общественный порядок?
