— Я не был удивлен. Но не сомневаюсь, что это больше не повторится, не так ли?
Ее тоже не удивила его снисходительность — Вадим Вадимович давно намеревался влюбиться в Катерину Михайловну, прекрасную, как столь любимые им великие произведения искусства.
— Но, признаюсь, я был уверен, что вы предпочтете Небу Бездну, — сказал он, смягчая высокопарность улыбкой. — Предпочтете не белого, а черного ангела. Или приобретете обе картины.
— Последнее было бы для вас предпочтительней, — усмехнулась Дображанская.
— Я не ожидал таких горячих торгов. Не думал, что Вильгельм Котарбинский вызовет подобный ажиотаж… Имя известное, но только любителям. Скажу по секрету, в старой киевской семье, где я нашел его сепии, хранилось не две, а три работы художника. Но с третьей владельцы не пожелали расстаться. И я понимаю их. Это магическая, ирреальная вещь. Она так и называется — «Тайна». Однако теперь, когда члены семьи получат такую серьезную прибыль, я полагаю, «Тайна» станет гвоздем нашего следующего аукциона. Если, конечно, они эту прибыль получат, — хозяин озабоченно покосился на Катиного соперника. — Всегда, всегда жду вас в нашем Доме, — послал он Катерине последний галантный кивок. — Не обязательно ждать аукциона, заходите почаще…
— Непременно зайду.
Дображанская вышла на улицу в смешанных чувствах. Сердце снова кольнуло. Неприятно. В остальном — она и сама не могла понять причин крайнего своего беспокойства. Ей страшно смотреть на людей? Жалко соперника или все-таки денег? Или жалко, что пришлось купить худшую картину вместо лучшей? Потому ее так растревожило упоминанье о третьей работе — возможно, она могла примирить Катин вкус и Машину любовь к серафимам… Стоило расспросить поподробней? Может, вернуться назад?
Ветер поднял желтые листья с земли и закружил их воронкой — она походила на Катино кружение чувств. Среди летящих листьев блеснула брошенная кем-то конфетная бумажка. Сердце пронзило иглой, и вместе с болью пришло понимание:
«Дело не в этом. Дело в серьгах художницы. Я хочу их купить! Но не могу. Потому пытаюсь соврать себе, что не хочу… чтоб не думать о них!»
Как и огненной даме, оценившей Катину брошь, Дображанской хватило и взгляда, чтоб понять: человек мира Виктория Сюрская такая же, как и она, фанатка, влюбленная в свои украшения, и просить ее продать их — бессмысленней, чем выпрашивать душу. Не исключено, что с душой она рассталась бы намного быстрей, если, конечно, у любительницы сменных мужей и бриллиантов еще осталась в наличии душа.
Катя точно нащупала причину печали — напряжение сменила тоска, а перед взором всплыло ухо заезжей миллионерши — сережка, глядевшая на Катю живым человеческим зрачком. Чистейший бриллиант словно строил ей глазки… Если эта Виктория Сюрская не продаст их ей!..
У Кати возникло бесконтрольное желание пойти и перерезать художнице горло. Забрать серьги силой… Призвать Силу Киевиц! Неодолимость желания испугала ее саму. Откуда такая кровожадность? Что происходит?..
«Даша в чем-то права, я схожу с ума на почве драгоценностей. Это сродни наркомании. Но я хочу эти серьги! Я хочу их!» — по-видимому, она произнесла это вслух — и сразу услышала:
— Опять драгоценности? И как ты еще не разорилась?..
У ее черного вольво стояли Даша Чуб и Акнир.
— Что вы здесь делаете? — Катя вдруг страшно обозлилась на Дашин балаболистый и излишне острый язык.
— Ой, — вздрогнула та. — Я язык прикусила… Так больно… До крови…
У Кати потемнело в глазах. Она испуганно наклонилась к машине — вышколенный шофер Гена мгновенно опустил стекло и протянул ей очки.
— А это чё за маскировка еще? — не уразумела Землепотрясная Даша.
— Глаза болят, — мрачно сказала Катерина Михайловна.
— О’кей, — Чуб достала из кармана газету. — Помнишь вот это?
— Ты все еще носишься с этой гадостью? — буркнула Катя. — А вот от тебя, Акнирам, я не ожидала подобного, — пожурила Дображанская дочь Киевицы.
Но Акнир показала себя настоящей подругой — склонилась низко и произнесла нараспев:
— Как любая из Трех, Ясная Пани Дарья всегда может рассчитывать на мою поддержку и помощь, ибо кто я, чтоб сомневаться в выборе Города, который выбрал ее так же, как и вас, — сказала она и, поклонившись еще ниже, быстро взглянув на Дашу, подмигнула ей правым, невидимым Кате глазом.
Дображанская самоиронично дернула ртом. (Вот она высшая школа Киевиц — проявить подобострастие и тем самым поставить оппонента на место!) Жест Акнир произвел впечатление — как бы она ни относилась к Чуб, та была равной ей, одной из Трех, и презирать ее означало презирать выбор Города.
— Дай сюда, — Даша вырвала каталог аукциона из Катиных рук и поспешно открыла на «Духе Бездны». — Смотри! — приложила она картину к газетному фото. — Видишь?! Одно лицо.
— Да. И кто она? — равнодушно спросила Катя.
— Землепотрясный вопрос, — хмыкнула Чуб. — И ответ написан тут же… Дух Бездны!
— Не смеши меня, — с презреньем отвергла «бездну» Катерина Михайловна. — Я знаю массу людей, похожих на старые картины. Два года назад у меня работала секретарша, похожая на «Всадницу» Брюллова. Она так гордилась этим, что даже повесила репродукцию у себя над рабочим столом… А еще больше я знаю людей, похожих на собственных бабушек, прабабушек, дедушек. Может, Котарбинский встретил ее пращурку и написал «Духа Бездны» с нее.
— Может, — согласилась Акнир. — А может, и нет. Любую версию стоит проверить.
— Проверяйте.
— Рада, что вы одобряете наши действия. Как Помощница Главы Киевских ведьм я позвонила одной из наших в прокуратуру.
— Одна из наших ведьм работает в прокуратуре? — заинтересовалась феноменом Катерина Михайловна. — Вот это уже любопытно.
— Кому же еще там работать? — пожала плечами Акнир. — Она согласилась разузнать о деле убитого бизнесмена все, что возможно, и сообщить нам.
— Когда сообщит, расскажите мне, — Дображанская шагнула к машине. Акнир опередила ее и предупредительно открыла пред старшей из Киевиц дверь рядом с шофером.
— Рассказываю. Уже пятнадцать минут она ждет нас в кафе на Богдана Хмельницкого.
И тут Катя почувствовала, что в ее сердце окончательно вошла стальная игла.
Глава третья
Некромант
…все в доме было готово к приему гостей. Успешный бизнесмен Николай Иванов (все имена и фамилии изменены) собирался отметить восемнадцатый день рождения любимой дочери Веры. Но торжество обернулось трагедией. Помимо отца в квартире был жених девушки (их свадьба должна была состояться через неделю). Мать уехала за подарком. Каков же был ужас женщины, когда, вернувшись, она застала дома полицию и увидела на полу бездыханного супруга с огромным ножом в груди.
