— Ты знаешь все? — Акнир смотрела на отца с ужасом.
— Я знаю больше, чем вы думаете. Все началось еще тут, в 1888 году. И беда не в том, что в Киеве появились сатанинские иконы, а в том, что писать Демона в те годы — означало прослыть модным художником, а расписывать Божий храм считалось позором. Сколько упреков, насмешек пережил Васнецов, взявшись за роспись Владимирского собора… не мудрено, что этой фатальной осенью 1888 года он пережил мучительный кризис. Но когда он закончил свой храм, Владимирский возродил веру у многих. Потому что Васнецов был талантлив. Но Врубель…
Светлокудрый Ангел поднял голову, разглядывая летящую в синеве Богоматерь. Подул ветер, и облака за ее спиной побежали по небу, и казалось: ветер колышет сейчас и синее платье Матери Божьей.
— Врубель был гением. Одним из тех, кто может переписывать мир, менять его своими работами. Если бы не Кылына, здесь, в Городе Киеве, он провалился бы вверх… вверх, а не вниз! Он мог достигнуть небес, небывалых высот. Если бы его Христос победил — он смог бы как Лазарь возродить в людях истовую веру. И, возможно, октябрьской революции не было бы, и вся история пошла бы по иному пути… Но победил его Демон. И не понапрасну Владимир Ильич Ленин намеревался поставить после победы революции памятник Врубелю.
— Я бы не советовала тебе отменять революцию… — сказала Даша.
— Я знаю, есть вещи, которые слишком опасно менять, — Ангел посмотрел на «Моление о чаше». — «Да минует меня чаша сия» — просил у Отца Божий сын. Но и Отец не смог избавить его от полынной чаши. И я тоже не могу избавить Врубеля от его горькой судьбы.
— А я говорила… — сказала Даша. — Врубель как Христос в саду… Миша тоже видел свое будущее. Третий Провал открыл ему все его будущие страдания! И «Чаша», и «Христос с Тамарой» — эти картины были не для денег… они были криком о помощи! Но его никто не услышал.
— Кроме Киевицы Кылыны, — скорбно сказал Ангел. — Она отлично услышала эту мольбу и осознала угрозу. Она испугалось, что Он тоже услышит ее. — Ангел поднял палец к небу с суровым «Космосом».
— Поэтому ты погубил мою мать? Ты убьешь ее? Сегодня? Зачем ты делаешь это? — с мукой произнесла Акнирам.
— А зачем она погубила его?
— Но он не погиб.
— А его душа? Где после смерти оказалась душа Врубеля?..
«Я видел ад…» — сказал им Миша.
— Однажды в ночь, на Деды́, я сел на кладбище… и вызвал его душу из мертвых, — поведал им Ангел, который, похоже, все же ангелом не был. — И узнал, где он. Он ТАМ… Не в первом круге, и не во втором, в самом черном и страшном месте. И все потому, что она приковала его к себе — присушила его! А где, по-твоему, твоя мать, Акнирам? Почему она не приходит к тебе после смерти? Она в аду! И останется там, даже если однажды твоя девичья кровь поможет ей вырваться оттуда на один краткий миг.
— Кто ты такой? — сдавленно вскрикнула ведьма. — Кто ты? Ты колдун? Или спустился с Небес? Что ты здесь делаешь? Для чего тебе нужен был цирк с переодеванием!
— Я всего лишь очередной Путешественник во времени из романа Уэллса. Но чужаков в цирке замечают сразу, а под видом Зетте, в маске, я мог ходить незамеченным среди всех цирковых, слушать их разговоры… и уходить незамеченным в виде посыльного. На посыльного никто никогда не обращает внимания. А обратив — считают его недостойным внимания. Никто не замечал моей скромной персоны, пока ты не указала на меня своей матери. Она мертва, потому что пыталась убить меня. Потому что ты натравила ее на меня. Зачем ты сделала это? И чего ты хочешь теперь? О чем плачешь?
— О том, что ты — идиот. Ты — мой отец! Ты должен был не убить, а полюбить ее… Я — твоя дочь! — раскрыла, наконец, свою тайну Акнир.
Но Путешественник во времени остался совершенно равнодушным к прозвучавшей тайне — быть может, он был слишком молод, чтобы проникнуться проблемами новоявленной дочери, которая была лишь на несколько лет младше его, а может, не поверил ей вовсе.
— Мне не нужна ни ты, ни она. Если тебе нет дела до того, что душа невинного отправилась в ад, ты такое же зло, как и женщина, тебя породившая. Ты была в аду, девочка? Впрочем, зачем я спрашиваю, ведьма… Ты там еще будешь. Если родишься, а если нет, считай, я оказал тебе услугу, ты никогда не узнаешь, ЧТО ТАКОЕ истинный АД.
— А ты знаешь, что такое истинный? — задала вопрос Чуб.
Путешественник посмотрел на нее, и его губы странно обмякли, а слова прозвучали как извинения:
— Нет смысла объяснять… достаточно скоро вы узнаете сами.
— Потому что мы ведьмы и являемся злом? — вспыхнула она.
— Веды не являются злом, как не является злом и сама Мать Земля. Но вы можете творить зло. И тогда кто-то должен остановить вас… Кылына присушила его. Привязала его к себе. Все это время его душа рвалась с привязи прочь… искала провал в небо. Потому он и создал все это, — он расставил руки, показывая им десятки возвышенных образов, перелетевших с полотен и эскизов прямо на небо. Путешественник посмотрел на Акнир, и в светлых глазах его не читалось отцовской любви. — Ты знаешь, что даже в сумасшедшем доме он кричал: «Я — Иисус Христос»? Он хотел видеть свое «я» частью Всевышнего… а не частью адского плана твоей матери.
— Не делай этого, не убивай ее. Если кровь моей матери нужна тебе для Отсухи… я дам тебе свою кровь.
— Мне не нужна ни кровь, ни Отсуха, — прервал он. — У меня есть заклятие «vele», и я могу украсть душу даже из ада. Я не в силах изменить его горькую судьбу, она слишком вписана в историю Киева, в историю мира. Но я могу привязать его душу к этому храму. Теперь он никогда не окажется в пекле, на которое обрекла его твоя мать. Никто из его современников и даже их ближайших потомков никогда не увидит этот храм… Но он существует. И его душа, — указал он на Врубеля, — чиста перед Богом… И, возможно, там простят его. (И она вырастет на улицах нашего града тогда, когда люди будут больше всего нуждаться в Боге!)
— Тогда помилуй ее… Папа, пожалуйста!
— Я не собирался убивать твою мать. Ты стравила нас. Ты натравила ее на меня. Ты сама убила ее! Ты говоришь, что ты моя дочь. А ты знаешь, что Кылына решила лишить его потомства? Для этого она и пришла в Прошлое — наложить заклятие смерти на весь его будущий род!
Акнир опустила глаза:
— Я знаю.
— И ты приняла это как должное?
— Нет… но я не знаю, что делать.
— Заставь свою мать позабыть все, что ты наговорила ей обо мне.
— У меня недостаточно сил!
— Придумай что-то. Я прошу так немного. Не хочешь видеть ее мертвой?.. Пусть она не пытается убить меня. Например, не науськивает на меня львов, как сегодня. Спасибо лялечке, — он подошел к Даше Чуб и с неприкрытым удовольствием поцеловал ее руку. — Она спасла мой номер. Жаль, мы так и не успели сходить в Купеческий сад, послушать концерт. Поверьте, я был бы счастлив сопровождать такую даму. Позвольте хотя бы подарить вам это на память, — Путешественник протянул Даше свернутые в трубочку ноты. — Прощайте!
