Мгновение — и Киев засиял как солнце, стал золотым, превратившись в отлитое из чистейшего золота заветное Эльдорадо. Банк напротив сиял золотыми стенами, барочная лепнина на углу с Прорезной слепила глаза, а ужасающий своими размерами золотой сталинский кирпич СБУ мог бы покрыть собой весь государственный долг Украины.
— В желтые бриллианты превращаются души, познавшие истинное счастье или прозрение, — сказала Акнир. — Души невинных жертв — в красные…
— Суперкрутое шоу во-още! — восхитилась Землепотрясная Даша и недовольно почесала засомневавшийся нос: — Мне одно непонятно. Что же на самом деле случилось с Ириной Ипатиной?
— Я могу рассказать вам это… — раздался девичий голос.
И в тот же миг Город стал кроваво-красным, как будто дома, улица, люди, деревья враз провалились в ад. Сталинский Дом напротив стал похожим на горящие пламенем ворота в преисподнюю. И Катя сразу вспомнила про красный бриллиант, — слишком мутный, чтоб прийтись по вкусу Виктории. Слишком кровавый.
За их спинами в красной рубахе стоял «Ангел бездны» — Ирина Ипатина.
— Мне было 12 лет, когда мой отец стал моим мужем, — сказала она.
Маша открыла рот:
— Он… тебя…
— Изнасиловал?! — догадалась Даша.
— Он не применял силу, — Ирина смотрела сквозь них. От ее пребывания комната забытой гостиницы озарилась тревожным красным, и от мигающего кровавого света было больно глазам. — Я не понимала тогда, что происходит. Он не был жесток. Был осторожен. С тех пор он был со мной почти каждый день.
— А твоя мать? — закипела Чуб. — Ну, эта, приемная…
— Она не догадывалась. Или не хотела догадываться. Она жила не с ним, а с его деньгами. А он жил со мной. Позже я поняла: ему нужна была именно такая жена.
— И все это в нашем Городе… такой беспредел… Ужасно! — вспыхнула Даша Чуб.
— Ужасно стало, когда я подросла и поняла, что сплю с отцом, — глухо сказала девушка. — И в комнате стало темно — лишь объятая адовым пламенем фигура Ирины сияла в кромешной тьме. — Все думали: он меня страшно любит… И он любил меня… страшно. Только не как отец. Баловал. Все прощал. Все покупал. А мне казалось, что я схожу с ума. Нет, не казалось… Я сходила с ума день за днем. В 14 лет я начала пить. Пила каждый день. Тогда, когда он приходил ко мне ночью, мне было почти все равно. — Сумрак в комнате стал прозрачно-серым. — Когда в 16 лет он сказал мне, что я — их приемная дочь, мне стало легче. До того я ненавидела себя. После — стала ненавидеть его. Я мечтала сбежать…
Мир изменился — посветлел от забрезжившей было надежды.
И сам облик Ирины Ипатиной постоянно менялся, излучая то свет, то видимую глазу густую ауру тьмы, менялись цвет ее глаз и волос, и даже кожа — то смуглая, как у Демона Врубеля, то светлая, как взгляд Котарбинского.
Ангел бездны и ангельская дева боролись в ней, и каждое слово, сочащееся болью, ненавистью или смирением, меняло расклад сил.
«В каждом из нас живут два волка, черный и белый, — вспомнила старую истину Катя, — а побеждает всегда тот волк, которого ты кормишь».
— Почему же ты не сбежала? — воззвала Даша.
— Потому что влюбилась, — сказала Ирина, и стены окрасились в цвет влюбленного сердца, — радостно-алый, знакомый Чуб по десяткам «валентинок». — Егор был помощником отца. До него я никого никогда не любила. И я не знала, как ему все рассказать. Я думала, узнав мою тайну, Егор меня бросит. А когда о нас с ним узнает отец, он выгонит Егора с работы. Я долго не решалась… но все же решилась. И Егор не отвернулся от меня. Он сказал, что поговорит с отцом, припугнет уголовным делом. После того разговора я словно переродилась! Отец дал согласие на брак. Он оставил меня в покое. Свадьба должна была быть через неделю…
— И что же случилось? — Чуб подалась к ней.
— Мой день рожденья, — сказала она.
И ярко-алые стены сменили цвет, стали бордовыми — цвета запекшейся крови.
— Это мы знаем.
— Я была в спальне, когда пришел мой отец. Он был пьян. Он сказал, чтоб я легла на кровать, сказал, что хочет меня. Я сказала, что позову на помощь Егора. А он засмеялся… и позвал Егора на помощь. Он попросил его помочь подержать меня. Он сказал: они отлично договорились тогда, все решено. Он делает Егора партнером по бизнесу, чтоб остаться моим партнером. Егор не против.
«Теперь мне нужно говорить: “У нас один бизнес”…» — вспомнила Даша фразу вдовы.
Почему никто из них не подумал о главном: кому все это выгодно?
«После похорон вдова чхурнет из страны, а несостоявшийся зять будет всем заправлять», — постигла нехитрый план Землепотрясная.
— И тогда ты убила его? — с готовностью поняла ее Даша.
— Я хотела убить своего жениха!
Черный волк злобы и мести зарычал в ее словах, волосы потемнели, в глазах скопилась красная тьма…
Ангел Бездны оскалил зубы.
— Нож лежал на блюде с арбузом. Я схватила его, я бросилась на Егора, но он вывернул руку. Он ударил меня первым, моим же ножом. Я закричала. Отец бросился на Егора. Егор ударил его. Отец упал — он был мертв. А я побежала… Я прибежала на наше с Егором место. Про него знали лишь он и я… Лишь тогда, когда я сделала это, я поняла, что должна была бежать куда угодно, но не туда. Только двигаться я уже не могла. Кровь текла из раны… Когда он пришел, я была еще жива, — сказала она.
И им показалось, что по старым обоям потекла полосами свежая кровь, густая, мокрая, яростно-красная!
— Он убил тебя, — с ужасом угадала Даша, — взял твой мобильный и послал sms себе и твоей приемной матери… Быстро воскреси ее, Маша! — приказала она.
— Нет, не надо! — Ирина отступила, выставила бледные руки, словно защищаясь от них. — Я не хочу… Не хочу больше жить. Я хочу лишь туда… Там покой. Я вижу там свет. И любовь. Я вижу ее только там. И только этой любви я теперь верю. Я хочу знать, что она есть… настоящая! Прошу, не держите меня!
Ее лицо побелело и стало почти прозрачным, рубаха — лазорево-розовой, волосы превратились в клубящийся туман, а в глазах зажглись две тихих свечи…
Белый волк победил.
— Останься, ты должна отомстить! — взмолилась Даша.
— Мы не держим тебя, — сказала Маша. — Иди… Теперь Твоя душа свободна.
Ирина кивнула им на прощание, и в то же мгновение забыла о них — или она впрямь перестала их видеть, преступив невидимый порог, оказавшись в совершенно ином — недоступном им мире.
Точно так же, как они не могли увидеть посланника, на которого смотрела сейчас Ирина Ипатина.
Она подняла голову вверх, протягивая руки навстречу невидимому им существу, ее лицо сияло.
