Мир знал, что, перешагнув порог собора, Киевица перешагнет сто лет, оказавшись в Прошлом — в еще не законченном Владимирском. Но не знал, что она мечтает встретить здесь другого мужчину. И, оглашая просьбу Отцу-своему-Городу «дай то, что мне должно», надеется: Киев сочтет должным дать ей час, когда расписывавший этот собор Михаил Врубель будет здесь.
Маша привычно обернулась, посмотрела на фреску над главным входом — суровоглазый чернокрылый ангел с весами в руках разделял своей фигурой рай и ад. Много лет Маша и ангел мерялись взглядами, и она всегда была честна перед ним.
«Ты знаешь мою историю, — сказала она чернокрылому то, что так и не решилась сказать Мирославу, — я вдруг стала Киевицей, волшебницей… совершенно внезапно… и впервые отправилась в Прошлое… такая глупая… я еще даже не целовалась ни с кем… и познакомилась с Врубелем… и влюбилась в него сразу по уши. А потом оказалось, что я беременна. Так сразу… ведь видела его всего два раза в жизни!»
Сейчас Маша почти не помнила своих смятенных чувств к нему — лишь знала, что когда-то любила его и от этой любви появился их сын Миша-младший. Но с тех пор ей довелось прожить еще одну жизнь, обрести равновесие и мудрость… Мудрость и равновесие царили в душе до тех пор, пока ее шестимесячный сын Миша не сказал в первый раз слово «мама». А еще не произнесенное «папа» повисло в воздухе без адресата.
Маша поднялась на хоры. С детства она любила любоваться храмом с «балкона» второго этажа — здесь всегда было тихо, покойно. Здесь она была с Самым прекрасным в мире Владимирским собором один на один. Над головой сияло сотворенное Вильгельмом Котарбинским «Преображение Господне» — стоящий в яйце сверкающего света Иисус являл ученикам свою истинную небесную суть.
Она тоже преобразилась — стала Киевицей, властительницей Вечного Города. И теперь подумала вдруг: «Как это странно…».
Она могла разговаривать с Киевом, воскрешать мертвых, и сама умирала и воскресала, карала и миловала, трижды спасала мир. И любая загадка мироздания, над которой ломали умы сотни лет сотни мудрецов, казалась ей нынче простой в сравнении с вопросом… Кому ее сын должен сказать «папа»?! Миру, который любит ее и всегда будет с ней и с маленьким Мишей? Или своему настоящему отцу, который даже не знает о его существовании? Стоит ли рассказать Мише об отце, умершем за сто лет до его рождения, и должна ли она рассказать отцу о сыне? Отцу, который жил и умер, не подозревая, что у него есть сын и наследник!
Больше всего Маше хотелось, чтоб на ее вопросы ответил кто-то другой, чтобы она случайно столкнулась здесь с Врубелем и не смогла не сказать ему правды.
Но на тайную просьбу Киев ответил ей «нет». Она не знала, какой нынче год и день, но точно знала, что в этот день Михаила Врубеля не было в соборе, — она ощущала его отсутствие кожей. И ей страшно захотелось поступить против воли Отца — по воле своей щелкнуть пальцем, увидеться с Врубелем и открыть ему все. Все!
«Именно так я и сделаю», — Ковалева подняла повелительную руку, машинально подняла глаза вверх, — ее взгляд ласково коснулся щедро изукрашенных раззолоченных стен. Врубель написал здесь только орнамент, единственную написанную им композицию «5-й день творения» заставили позже переписать Котарбинского! Но теперь собор кичился его именем, и никто из историков не забывал помянуть: Владимирский расписывал не только Васнецов, Нестеров, Котарбинский, Сведомские, но и гений Серебряного века — Михаил Врубель. Хотя на деле его эскизы не приняли. Да и не могли их принять — слишком странными они были, слишком стремными, порой даже страшными…
Маша вспомнила, что здесь, во Владимирском, ночью в крестильне сумасшедший Врубель нарисовал Божью Матерь с изуродованным лицом, с когтями, как у кошки, а потом закричал…
Ковалева вздрогнула: «Нет, я не хочу… Мише не нужно знать, что он сын сумасшедшего! Пусть лучше его отцом будет Мир!»
Она приняла решение. Окончательное — в душе сразу воцарился покой.
Миша-младший не будет расти в осознании, что он — сын безумного гения позапрошлого века. И не нужно знакомить его с подобным отцом — во всяком случае, до тех пор, пока Миша не станет взрослым.
Она с благодарностью погладила мраморные перила балкона хоров, вознаграждая Собор за совет, за то, что ее внутренние «Весы» наконец обрели долгожданное равновесие, и за то, что свой 24-й день рождения 21 октября она сможет встретить безмятежно счастливой…
— …Вы уже слышали? — раздался со стороны лестницы чей-то насмешливый голос.
— О чем?
— О явлении его Прекрасной Дамы. Его Вечной Возлюбленной!
Два человека поднимались на хоры.
— Она пришла в собор под черной вуалью. Никому не сказала ни слова. И вуаль не подняла. Так и ушла. Вот такая у него жена — никто даже лица ее ни разу не видел. Ходит повсюду, как черный дух. И он ни с кем ее не знакомит. Быть может, его любезная супруга — такая рожа, что стыдно людям представить? — Голос запел на разудалый бульварный мотивчик:
Жена моя, красавица,
По улицам шатается.
Извозчики ругаются,
Что лошади пугаются…
— Полагаете, она так дурна собой? — откликнулся его спутник.
— Что же еще? Ну, разве эта супруга и впрямь некий незримый дух… Как раз в его вкусе! Влюбиться в привидение — это в духе нашего катара, — засмеялся рассказчик.
Они были совсем близко, и, не желая встречаться с людьми, Маша щелкнула пальцами, чтоб вернуться в свой ХХІ век.
— Ты — Киевица! И все беды, происходящие в Киеве, имеют к тебе отношение. И если ты хочешь эту беду поиметь, кто вправе запретить тебе? — поддержала Дашу Акнир.
Дочь предыдущей Киевицы и первая Помощница Главы Киевских ведьм была рада ее приходу. И Даша последнее время все чаще наведывалась в ее дом, поговорить о магии и волшевании. Разговоры с Катей обычно заканчивались бесплодными спорами, Маша и Мир были слишком увлечены своим родительством и друг другом.
Да и квартира Акнирам (в отличие от их башни Киевиц с патриархальным камином и книжными ретро-шкафами) была настоящим домом современной ведьмы — креативной, активной и трендовой!
Белая лягушка Матильда, плавающая в аквариуме. Значки в стиле поп-арт с аббревиатурой практичных заклинаний. Коллекция полудрагоценных камней, собранных на блюде в узор удачи и счастья (каждый день Акнир складывала из камней разный орнамент, в зависимости от задач сего дня!). Многочисленные пяльцы с начатой вышивкой… Акнир расшивала модные юбки и джинсы волшебным узором, беспечно смешивала дешевые и дорогие кремы со смесями магических трав, ежедневно изобретала все новые освежающие маски для привлекательности — и в любой день могла бы стать миллионершей, выпустив любое из своих косметических средств, поскольку ее снадобья привлекали мужчин не на рекламных словах, а на деле.
