Не тряхнуть ли казной, не переехать ли в «Гранд-отель», комфортабельно поместясь в номере с уборной и ванной? Денег у нее предостаточно, под кроватью в меблирашке стоял скрытый охранным заклятием чемоданчик с сотней тысяч дореволюционных рублей — гуляй — не хочу!
Честно говоря, Чуб вообще плохо понимала, что ей делать тут дальше? Она была невероятно зла на Акнир, но не настолько, чтоб бросить напарницу в беде… Хотя в Провалле — вовсе не значит в беде. Может, гуляет себе Акнир по Одессе, а то и по Лондону-Парижу, ест жареные каштаны и понятия не имеет, что прошли уже сутки. А она, Даша, должна плясать без порток в ожидании этой предательницы.
Вольные полеты души и тела Даши Чуб никогда не отягощали гири морали — зло и добро она определяла интуитивно. И отбивать парня подруги было в ее понимании худшим из зол. Но еще хуже было то, что Акнир сделала это тишком-нишком, у Чуб за спиной, постоянно уверяя товарку в обратном.
Даша села на железную кровать, осмотрелась и осторожно надела подаренную Машей страхолюдную кожаную полумаску… Она страшилась увидеть ужасное нечто, но не увидела вообще ничего.
«Узнай, кто твои душечки — в них суть разгадки. Узнай имя своей Тьмы… И прими свою Тьму».
Поразмыслив, Чуб прикрутила свет в керосиновой лампе и повторила ритуал. Опять ничего — только теперь в прямом смысле слова. В маске или без, во Тьме глаза видели исключительно Тьму.
Она снова зажгла керосинку, посмотрела на фото Маши с маленьким Мишей, пытаясь придумать, как им помочь… И тут ничего — ничего, хоть отдаленно похожего на гениальное решение, в голове не объявилось.
За окном подвывала осенняя буря, как собака, которую никогда не впустят в дом к очагу. Было грустно. В скучающем расположении духа она развернула прихваченные у Кукушикиной газеты, полистала, и даже нашла интересное — между двумя рекламами «Изящная и модная обувь, полусапожки для дам со шнурами» и «Дамы и девицы могут приобрести идеальный бюст посредством пилюль и порошков “Марбор”» поместилась заметка:
ЧЕРНОМОР СУЩЕСТВУЕТ!
В истории Киев известен Лысой горой, ведьмами и ползущими горами. Впредь он прославится еще одним своеобразным явлением. Астроном ее величества королевы Греции, недавно прибывший в Киев, утверждает, что в ночь на 31 октября стал свидетелем удивительного явления — парящего в небе господина средних лет. Судя по полученному описанию, портрет мужчины вполне совпадает с приметами известного персонажа Пушкина — он немолод и имеет бороду, хотя и не гигантскую. Также астроном заявил, что парящий над всеми неизвестный господин имел вид одинокий и неприкаянный, как и положено отверженному существу вроде «Черномора» г-на Пушкина или «Демона» г-на Лермонтова.
Надо же, запущенный ею в стратосферу «ночной художник» уже и бородой обрасти успел… Сам виноват, что попался под руку! А тем, кто попадет между ног, — придется того веселей.
Как бы выглядело сейчас ее брачное объявление?
СТО ТЫСЯЧ ПРИДАНОГО
Получит избранник дамы-богомола.
Блондинка прелестного характера, с глазами гурии, изящным сложением тела и ума, жаркой, веселой, но честной и правдивой душой, ищет друга жизни, чтобы пойти с ним навстречу солнцу и счастью.
Вероисповедание, национальность и прошлое — безразлично. При взаимном сочувствии и инфернальном притяжении — брак. В первую брачную ночь возможны небольшие сюрпризы со смертельным исходом.
«…якщо жінка не постилася на Велику П’ятничку, пiхва, що нас породила на світ…»
«А может, ерундень это все? Ну, какая еще вагина с зубами? Мы же ведьмы, мы вообще не обязаны поститься по пятницам… Все Врубель со своей кровавой кровянкой. Словно специально втюхал ее на Великую Пяточку», — подумала Чуб, чуя, что, сама не желая того, начинает подозревать художника в худшем.
А ночью ей снова приснилось, как она поднимает подол, и под юбкой у нее тьма — засасывающая дыра на тот свет…
Только теперь в объятиях у нее не симпатичный студент, а румяный поручик Дусин, в красном лейб-гусарском мундире покойного г-на Лермонтова.
2 ноября, по старому стилю, 1888 года
В 02.15 следующего дня Чуб уже сидела в коляске, коляска подпрыгивала на неровностях киевской брусчатки. На козлах высился широкоплечий извозчик в обычном для киевских «Петухов» цилиндре, по которому точно ударили молотком, и оттого он стал неестественно широким и низким.
В полном молчании mademoiselle Коко и господин Шуман проехали по Крещатику, свернули на Большую Васильковскую и потряслись вниз…
И Даша вдруг поняла, в какое «приятное место» он везет ее: вниз — прямо в яму… На улицу Ямскую, где официально гнездились все киевские дома терпимости, воспетые в романе Куприна.
Верхний Киев, где стоял княжеский град, был все выше, а она опускалась все ниже — как в прямом, так и в переносном смысле слова.
Яма не зря называлась «ямой» — по киевским меркам она была глубоким Провалом.
Чуб вспомнила, что Яма — еще и бог смерти, который к тому же ловит своих жертв кнутом с петлей на конце, и с подозрением посмотрела на директора.
Сейчас, когда эффект от «логуса» давно испарился, она увидела его в ином — сером осеннем свете. Бледный немчик, влюбленный лишь в своих непарнокопытных, помешанный на порядке, не терпящий неподчинения — чем не кандидатура для Джека-потрошителя? К тому же господин Шуман сам занимался лечением своих лошадей, вполне возможно, он с равным умением пользуется не только кнутом, но и скальпелем… вот и второе доказательство. Что же касается третьего — они как раз подъезжали к нему. Сам адрес — Большая Ямская — свидетельствовал, что о киевских проститутках директор заезжего цирка знает не понаслышке. И шесть дюжин мужских предохранителей лишь подтверждали это!
«…хотите, на Большой Ямской поищите», — сказала им «мамаша» с Козинки.
А до того девочка с бледным кукольным личиком стояла напротив их цирка.
Даже странно, что они ни разу не заподозрили никого из цирковых. И больше всего подозрений у Даши вызывал человек, связавший сейчас в единый узел Козинку с Ямской.
— Приехали, — объявил им извозчик. — Вот мы и в Ямках!
Директор поморщился, глядя на свои успевшие покрыться дорожной пылью штиблеты с белыми гамашами, отряхнул пыль с щегольского темного пальто и брезгливо заплатил за проезд.
Чуб вышла и огляделась. Сейчас при свете дня греховная улица Ямская казалась обычной провинциальной улочкой на самой окраине Киева: сонные одноэтажные и двухэтажные дома, кирпичные и деревянные, одни побогаче, другие победней. Трактиры, цирюльня и целая компания пасущихся прямо на пыльной дороге пестрых кур, до смешного похожих на дам в модных турнюрах.
Однако витавший над всем дух смертельного бога Ямы, близость Байкового кладбища, страшная участь Ирки Косой и маленькой Елены мешали поверить в это сомнительное благообразие.
