Отодвинув коробку, она открыла ящик комода, достала оттуда что-то вроде огромного размера бюстгальтера, но надела его не на грудь, а на нижнюю часть бедер.
— Это что, напопник? — заморгала Даша, глядя, как мадам завязывает две тесемки — одну на талии, другую пониже, фиксируя на ягодицах две объемные подушечки. — Зачем? Попы сейчас и так громадные из-за турнюра.
— Никаких турнюров… Сегодня у нас маскарад для князя N. Представьте, ему уже почти девяносто лет, а он все еще в седле. И за свой долгий век успел объездить самых разнообразных кобылок, и вороных, и гнедых, и строптивых, и покорных. Но лишь одно желание так и не смог осуществить… Еще ребенком он попал на истинный бал наполеоновских времен, когда в революционном экстазе женщины отвергали не только корсеты, но и само нижнее белье и носили лишь древнегреческие тоги. Это видение всю жизнь бередило его память. Множество высокородных красавиц в одних рубашках на голое тело, с поясом под грудью… они танцуют, рубашки поднимаются в танце… голые ноги в греческих сандалиях, и на каждом пальце ноги кольцо с бриллиантом… То были годы, когда все пытались вернуться к простоте античных времен. И если во время прогулки подол платья графини поднимал ветер, ее голый зад видели все, включая прохожих и слуг. Но, увы, когда князь подрос, мода и нравы вновь изменились, все женщины были снова закованы в корсеты, а увидеть у высокородной дамы хотя бы лодыжку вновь стало вершиной неприличия… Всю свою жизнь он мечтал вернуться на тот бал, и сегодня его мечта осуществится!
Мадам достала из нижнего ящика еще один странный предмет — массивный лифчик, точнее, накладную грудь, сшитую из тонкой кожи и мастерски раскрашенную в цвет белого женского тела с тончайшими прожилками.
— Редчайшая вещь! — похвастала она. — Сохранилась с тех самых времен. Не всем тогда хотелось быть истинно голыми под рубашками, иным, как и мне, приходилось приобретать пышные перси. Чудо механики! Глядите. — Мадам взяла из коробки изящный золотой ключик, сунула его себе куда-то под мышку, и искусственная грудь зашевелилась, вздымаясь и опускаясь.
— Заводные сиськи… вот это да! — то ли ахнула, то ли хохотнула Даша.
Мадам накинула сверху тончайшую рубашку, а поверх нее — нечто вроде древнегреческой тоги.
— К счастью, мне не придется их обнажать… Ведь я хозяйка, — она подошла к зеркалу, прихорошилась, несколькими быстрыми движениями отцепила игривые локоны, взяла из открытой шкатулки кипу светлых волос. И снова преобразилась, проявив чудеса мимикрии, стала похожа на истинную античную богиню. — Неплохо! Надеюсь, мои девушки тоже готовы. Нам пора проститься, дорогая Коко… Мы увидимся вечером?
— И вы снова будете уламывать меня с кем-то там переспать?
— Я никого не ломаю… Я осуществляю желания, как сама богиня любви! Держите, — она протянула Даше фотопортрет молодого человека с породистым и на редкость красивым лицом. — Это князь Рюмский. Он видел все ваши выступления… он в вас влюблен. Точнее, буду честна, ваш канкан возбудил его чувственность, в нем пылает страсть. Но если вы пожелаете, я научу вас галантной алхимии и простоте по-настоящему высокого тона. Как взять страсть мужчины и перековать ее в любовь. Как сделать так, чтобы он не смог забыть вас после одной-двух ночей, не мог больше думать ни о ком, кроме вас… вот вам мое предложение!
— Я не трахаюсь за деньги.
— Я не сомневалась в этом. Потому я возьму с князя деньги лишь за ваше выступление. Дальнейшее — ваша воля. А сейчас вас уже ждет экипаж. Это вам мой подарок, — мадам Манон сунула Даше парижские духи в хрустальном, украшенном золотом флаконе и шелковую коробку. — В ней ваш наряд для танца а-ля натюрель. Уверяю, даже в театральный бинокль он не увидит больше, чем нужно увидеть.
Даша достала из коробки черные чулки и белую нижнюю юбку для канкана — ее нижняя часть состояла из такого количества обширных оборок, обшитых тончайшим кружевом телесного цвета, что рассмотреть в этой обильной пене кружев наготу самой Афродиты было почти нереально.
— Спасибо!
Чуб подняла голову, но мадам уже испарилась в глубинах бесчисленных шкафов, скрывающих тайны волшебного женского искусства фру-фру.
Всего пять часов спустя Даша уже парила над холлом мадам Манон, канканируя на шесте.
Она была не единственная из приглашенных циркачек, перед ней выступала Анет, эквилибристка на проволоке, две гимнастки, и даже Пепита похвасталась особым приглашением в дом. Однако Даша была главным «гвоздем», точнее, шестом программы.
Внизу на ее безумство ног и танец многоярусных юбок смотрели около двадцати человек, все в одинаковых черных полумасках, закрывающих лица, фраках, белых жилетах и галстуках. Скрывали ли посетители лица друг от друга или лишь интересничали, Даше было плевать. Она ждала встречи с тайным поклонником, хотя так и не успела еще принять какое-либо решение.
В финале танца публика зааплодировала — скорее вежливо, чем горячо, скорее высокомерно, чем поощрительно. Никто не приблизился к ней, не подарил цветы, не проявил никаких дополнительных знаков внимания.
Приземлившись и раскланявшись, Коко побежала вверх по лестнице, в отведенную ей комнату на втором этаже.
«А вдруг князь уже передумал?.. вдруг я ему уже разонравилась? Как сверкнула цимесом, так он и утратил интерес», — разочарованно подумала Чуб.
И тут к ней шагнул еще один фрачник в бархатной маске.
— Я могу попросить вас оказать мне честь и выпить со мной бокал шампанского? — галантно предложил он.
— Сначала покажите лицо!
Он снял маску, и Даша узнала молодого человека с портрета.
Он был не слишком высок ростом, и фотоаппарат увеличил его черты, бывшие в жизни немного мелкими, но оттого не менее правильными — превосходный породистый нос, скулы и глаза, наполненные такой страстью, что, опустив очи долу, он мог бы случайно поджечь ковер. По лицу было видно: человек этот крайне нетерпелив, совсем не привык к отказам, но готов принять ее «нет».
— Дайте мне пару минут привести себя в порядок.
— Очаровательница, сирена… не мучьте, молю! — воззвал он.
Она шмыгнула в отведенную ей комнату с туалетом и ванной.
«Помни, что он, как молоко на огне… доведи его до кипения, но не позволь пене перелиться через край и погасить пламя, — сказала ей перед выступлением мадам. — Такие, как он, не умеют ждать слишком долго, а, разгневавшись, сами не умеют сдержать своих чувств».
— Вы долго! — постучал в двери он. — Но я готов ждать вас всю жизнь. Ведь мадам Манон уже сказала вам о моих чувствах?
— А сами вы не в силах сказать? — Даша открыла двери и вышла в коридор.
Из холла до нее доносилась разудалая ирландская песня Пепиты, любопытно было бы посмотреть и ее комический номер.
