Но Катя не спешила. Она рассматривала рабочий кабинет Лизы, останавливая взгляд на цветных фотографиях в рамках, на забавных часах, на которых был изображен адвокат в мантии, но без головы.
– «Честный адвокат – редкая находка для клиента», – перевела она с английского. – Вы любите Лондон? – спросила она, глядя на Лизу. – У вас полно фотографий английской столицы. Биг-Бен, Тауэрский мост, собор Павла, Пикадилли…
– Да, раньше я любила там бывать, – «пока не родились дети», – хотела добавить Дубровская, но почему-то осеклась. Женским естеством она понимала, что детская тема болезненна для Кати. И не хотела ее ранить, но и откровенничать с ней тоже не хотела. – А эти часы я купила в Ковент-Гарден. Чудесное местечко. Хочется брать все подряд: жуков в стекле, бабочек в рамках, футболки с нелепыми подписями, сшитых вручную медвежат. Просто потом понимаешь, что дома все эти богатства осядут в шкафах. Часы – редкое исключение. На них изображен адвокат, настолько честный, что он держит в руках свою голову, как бы ручаясь за себя перед клиентом. Я решилась повесить их в кабинете и, кажется, не прогадала.
– Верно, – улыбнулась Катя. – Мы тоже бывали с Аркадием в Лондоне.
Улыбка ее погасла.
– Вы знаете, здорово, что у вас есть свой кабинет и вы имеете возможность здесь заниматься любимым делом. – Она провела ладонью по полированному подлокотнику кресла. – Я тоже когда-то мечтала, что у меня будет нечто подобное. Хотела писать там книгу. Какой-нибудь удивительный роман, который прославит меня на весь мир. Вам не смешно? Я планировала что-нибудь масштабное, типа «Войны и мира». Правда, я ничего не смыслю в батальных сценах, да и история мне безразлична. А вот драма вроде «Анны Карениной» вполне подошла бы. Слава богу, вы не смеетесь надо мной. В последнее время мне кажется, что все считают меня сумасшедшей.
– Нет. Это очень мило, – проговорила Елизавета. И запоздало встревожилась, что ее «мило» гостья воспримет как «глупо». – Во всяком случае, необычно. Теперь больше мечтают о материальном.
– Да, я тоже так думала. К тому же, если бы мне это удалось, Аркадий был бы ужасно горд. – Она виновато улыбнулась. – Но, видимо, не судьба.
– Но вы еще молоды. У вас все еще может получиться.
Дубровская была никудышной утешительницей. Видимо, так посчитала и Катя. Она выставила вперед руку, как бы прося Дубровскую замолчать.
– Эта тема для меня уже закрыта. Не все, чего хочешь, должно сбываться. Это нормально.
На минуту в кабинете адвоката воцарилось молчание. Дубровская не могла понять, что привело эту странную женщину к ней в офис. Искать ее через адвокатскую палату только для того, чтобы поговорить о давней несбывшейся мечте, было нелепо. И Лиза это понимала. Но она не могла взять инициативу в свои руки, пока не поймет, что нужно от нее потерпевшей. А той определенно что-то было нужно. Несколько раз она, словно невзначай, бросала на адвоката осторожный взгляд, но так и не решалась начать важный разговор.
– Могу я предложить вам чай или кофе? – спросила Лиза.
– А? – спохватилась та. – О, нет, нет! Я не хочу пить.
– Вы теперь чувствуете себя лучше? – Дубровская постаралась проявить участие.
– Какая разница, как я себя чувствую – лучше или хуже? – с досадой отмахнулась Катя. Она, видимо, размышляла о том, как начать разговор, а Дубровская своими вопросами нарушала ход ее мыслей.
– Послушайте, давайте без предисловий. Вы расскажете мне, зачем пришли, а потом я скажу, что смогу для вас сделать. – Лиза решила брать быка за рога. – Я же вижу, вас что-то беспокоит. Кто знает, может, я смогу вам помочь.
Серебровская медлила. Она смотрела на адвоката задумчиво, словно спрашивая себя, не поторопилась ли, придя в офис.
– У меня пустяковый вопрос, – наконец сообщила она с беспечной улыбкой. – Могу я закрыть это чертово дело раз и навсегда?
– Вы хотите закрыть дело?! – изумилась Дубровская.
– Да. Вы не ослышались. Мне изрядно надоела вся эта шумиха вокруг покушения на мою жизнь.
– И вы хотите, чтобы преступник остался безнаказанным? – Дубровская все еще не могла поверить, что правильно поняла потерпевшую. – Вы что, хотите, чтобы с моего подзащитного сняли все обвинения? Вы сочувствуете ему или попросту не уверены в том, что именно он напал на вас той ночью?
– Мне нет дела до этого человека, – резко прервала ее Катя, взглянув на Лизу с неприязнью. – Я не хочу никому помогать. Я решила помочь себе. Мне просто надоела вся эта следственная возня: допросы, очные ставки, опознания. Я не хочу являться в суд, давать показания, отвечать на вопросы. Я просто не хочу проходить через все это, разве не ясно?
Дубровская распрямилась. Ее порядком утомили сенсационные признания Кати, все эти ее хождения вокруг да около. Сегодняшнее заявление было не более чем каприз. Завтра она передумает и будет просить для Ушакова самой строгой меры наказания.
– Уголовное дело – это не написание романа, где сюжет зависит от вашего желания, – произнесла Лиза, чеканя слова. – «Мне надоело» – это не аргумент. Ни следователь, ни суд не отнесется к подобному заявлению серьезно.
– Ну хорошо. Если я скажу, что не считаю поступок ночного грабителя значимым для меня, это поможет мне закрыть дело?
– Вам не важно, что преступник посягал на вашу жизнь?
– Чья это жизнь – ваша или моя? Неужели я не могу решать? – проговорила Катя, но, видя, что Дубровская не понимает ее и, более того, раздражена этим внезапным заявлением, немного смягчила тон. – Не знаю, рассказали вам или нет, но я уже пыталась когда-то свести счеты с жизнью, это ли не показатель того, что она для меня безразлична? Парень просто пытался избавить меня от того, что мне самой уже было не нужно. Стоит ли его за это наказывать?
Катя храбрилась, говоря о попытке суицида как о чем-то совершенно обыденном. Она беспечно улыбалась, делая вид, что ей все нипочем. Но ее игра была совершенно очевидна для Дубровской.
– Я сожалею, но забрать свое заявление обратно вы не сможете, – сказала она холодно. – Ушаков будет привлечен к ответственности и осужден, хотите вы этого или нет.
– Неужели мое мнение ничего не значит?! – возмутилась Катя.
– Ваше мнение учтут при назначении наказания. Увы! Таков закон. Ушакова могут освободить только в случае, если он невиновен. Но вы с уверенностью говорите, что именно он напал на вас той ночью, ограбил, угрожал убийством. О каком освобождении может идти речь?
Серебровская смотрела на адвоката, пытаясь осмыслить сказанное.
– Вы хотите сказать, что мне нужно отказаться от своих показаний? – спросила она после минутной паузы.
– Я не имею права о чем-либо просить вас. Вы говорили следователю то, что считали нужным. Кроме того, вы были предупреждены, что должны говорить правду. За ложные показания у нас предусмотрена ответственность.
Быть может, в тоне Елизаветы Серебровская услышала скрытый подтекст, но она вдруг прищурила глаза и взглянула на адвоката с некоторым подозрением.
