В общем – времени на это все вагон нужно.
Одно только меня смущает – Антип. Характер у тамошнего домового не сахар, и хоть пуганул его тогда Пал Палыч крепко, кто знает, как он на нововведения отреагирует? Впрочем, может выйти и удачно. Может, он обидится на меня и из дома уйдет. Отправится в добровольную эмиграцию.
– С Павлом Николаевичем все в порядке, – сообщил я Алеше, встретившему меня внизу. – Жив, здоров и невредим, завтра как новенький будет.
– А хозяйка? – уточнил начальник охраны.
– Отпустило ее, – тихонько и очень доверительно шепнул ему я. – Перенервничала сильно, понимаешь? Ну ты и сам видел, чего тут говорить. Как поняла, что беда позади, около мужа легла и сразу уснула. Ты уж ее до утра не буди, не надо. Нервы – они такие нервы. Им отдых нужен.
Тот понимающе кивнул, и одарил меня белозубой улыбкой.
Рубль за сто, как только я выйду за порог, он помчится наверх. И пусть его. Там его ждет лирическая картина семейного счастья – спящий глава дома и его верная жена, уткнувшаяся в надежное мужнино плечо и трогательно накрывшаяся пледиком. Надеюсь, порадуется парень, поняв, что есть на этом свете истинная любовь.
Интересно, а Ряжская с ним спит или нет? Думаю, что вряд ли. Алеша профессионал, несмотря на молодость, такие как он никогда работу и запретные связи не смешивают.
А еще любопытно, наорет на него Ольга Михайловна, когда сможет ручками-ножками двигать, то есть часика эдак через три, или нет? Она может.
Главное, чтобы Алеша не надумал ее разбудить. Ведь в этом случае мне придется еще и водителя в нирвану отправлять, того, что нас по домам развозить станет. Не хотелось бы. Потом лови машину, объясняй спутницам, что к чему. Женька-то такой поворот событий одобрит, а вот ее коллега – не факт.
Но – обошлось. Мы успели постоять в паре пробок, потом покрутиться по Москве, а телефон водителя молчал.
Первой мы отвезли домой Викторию.
– Еще раз спасибо, – сказал я ей напоследок.
– Да ладно, – уже второй раз за этот день улыбнулась мне она. – Все в порядке. Как там? Это же наша работа. Звоните, если что! И лучше всего сразу мне, а не Олегу Георгиевичу. Не стесняйтесь.
– О как. – Мезенцева широко распахнула глаза. – Смолин! Я догадалась! Я, мать твою так, догадалась! Ты как парфюмер из фильма, изобрел какой-то запах, и потому теперь все бабы на тебя вешаются!
– Чего ты несешь? – возмутился я. – Кто на меня вешается? Женька, тебе к лекарю надо сходить, а если конкретнее – к мозгоправу. Девушка просто сказала, что ей можно звонить. Все! Слышишь, Мезенцева – просто звонить. Причем – по делу, а не поболтать. Тем более что после тебя у меня желания с кем-либо общаться просто так вообще не возникает. Я скоро к «ахтунгам» таким образом переметнусь, и знаешь почему?
– Ну?
– Потому что там нет тебя!
– Куда едем? – уточнил водитель. – Девушка, адрес свой скажите?
– У тебя в холодильнике еда имеется? – хмуро поинтересовалась Женька.
Господи! Мало мне было одного проглота, того, что надо мной живет, теперь еще второй завелся. Правда, главная налетчица на мои припасы, та, которую Мариной зовут, давно уже в поле зрения не появлялась, смывшись еще недели три назад в какую-то жутко далекую и очень перспективную командировку. Обещала по возвращению презентовать мне если не бивень мамонта, то как минимум хрен моржовый.
И это был знак судьбы, который я проморгал. Мне же недвусмысленно дано было понять, что надо срочно валить в Лозовку. Ломая ноги! Снег сошел, этого достаточно для более-менее комфортного существования на природе.
– Так куда едем? – уже совсем по таксерски поинтересовался наш возница.
– К нему, – ткнула в мою сторону пальцем Мезенцева. – Смолин, у тебя фуражка армейская дома есть?
– Нет, – печально ответил ей я. – Не служил я в армии, не сложилось, потому нет у меня ни пропахшей нафталином формы в шкафу, ни заветного дембельского альбома, обшитого шинелькой. А тебе фуражка накой сдалась?
– Для ролевой игры. Я бы ее тебе на голову напялила, назвала Аугусто Пиночетом и заставила отвечать за свои кровавые преступления!
– Вот ведь! – хохотнул водитель. – А она затейница! И образованная, про Пиночета знает. А у меня две дочери, погодки, в этом году школу заканчивают, так у них в голове только ветер и песни Федюка. Или Федука? Неважно. И все, больше ничего там нет! Не факт, что они даже читать-писать умеют. Считать – это да, особенно деньги. А вот что-то еще – не уверен, нет. Хотя песни вроде неплохие, потому слушать не запрещаю. Тем более что сам в их годы вообще «Гражданскую оборону» крутил.
Самое забавное, что, войдя в мой дом, Женька угомонилась. Нет, Светкину фотографию в рамке она кувыркнула привычно громко, с хлопком, но язвить по этому поводу не стала. А смысл? Она прекрасно знала, что завтра утром фото снова будет водружено на старое место, и что данное деяние не моих рук дело. Точнее – она точно знает, чьи лапы к этому причастны.
Не знаю, кто отбирает людей на работу в отдел, но уверен в одном – с Женькой он не промахнулся. Представить себе не могу того отчаюгу, который бы с ней согласился долгое время под одним потолком жить. Не бывает людей с настолько отсутствующим инстинктом самосохранения.
А еще мне иногда становится ее жалко. Раньше я как-то не замечал этого, а сейчас чем дальше, тем лучше вижу, что все ее закидоны не более чем способ доказать самой себе то, что ситуация под контролем и она, Евгения Мезенцева, находится на своем месте по праву. Самое забавное в том, что все это знают и без того. И только один человек в данном факте до конца не уверен. Сама Женька. И потому она ежечасно, ежеминутно пытается убедить себя же саму в том, что шапка по Сеньке.
Как по мне – бред редкий. Но сказать подобное никто не решается. И я – тоже. Потому что не хочу быть занесенным в список ее личных врагов. Когда она не орет, не выпендривается и не размахивает пистолетом, то нам очень даже неплохо вместе.
А еще она очень трогательно выглядит, когда засыпает. Маска непреклонности и самодостаточности с ее лица сходит на нет, и тогда можно увидеть обычную и очень симпатичную конопатую гражданку, которая даже улыбаться умеет. Не ехидно или вызывающе, а по-доброму. Как положено молоденькой девчонке.
Вот и сейчас она знай сопела и улыбалась. Как видно, что-то хорошее снилось, и ей не мешало даже ворчание Родьки, доносящееся с кухни. Он всегда так поступал, когда Мезенцева у нас ночевала. Ну вот не нравилось ему спать на матрасике под кухонным столом, ни в какую не нравилось! При этом никакие возражения мной не рассматривались, и все, что ему оставалось, так это бубнить себе под нос, выражая свое недовольство.
Я, кстати, на недостойное поведение ему уже указывал. Мало того – продемонстрировал кусочек фильма про Гарри Поттера, тот, в котором некто Кикимер вел себя подобным образом, но результат не воспоследовал. Точнее – воспоследовал, но не тот, которого я ждал.
