Сначала Родион долго вертелся перед зеркалом, разглядывая себя в отражении, а после заявил:
– И вовсе мы не похожи. У меня и шерстка есть, и ушки аккуратные, а этот урод какой-то.
После же он рассказал об увиденном подъездным, те заинтересовались, и в результате каждый вечер неделю подряд вся их дружная компания собиралась у меня дома и смотрела фильм за фильмом из данной серии, особенно оживляясь при появлении на экране очаровательного Добби.
Когда же отважный домовой эльф пал от ножа коварной Беллатрисы Лестрейндж, то кое-кто из молодняка даже слезу пустил. Что там – их аксакал Кузьмич, и тот пару раз носом шмыгнул, сурово промолвив:
– Достойно ушел. За други своя!
Но ворчать Родька все равно не перестал, и со временем я привык к тому, что на кухне есть некий посторонний шум. А привыкнув, перестал замечать так же, как рокот холодильника или гудение крана.
Вот и сейчас непрестанный бубнеж не мешал мне размышлять на тему того, что мне поведала Женька прежде, чем мы перешли к разнообразным и приятным глупостям.
Если точнее, после того как мы опустошили добрую половину холодильника и неторопливо пили чай, я наконец-то задал вопрос, который вертелся у меня на языке уже несколько часов.
– Слушай, а чего ты тогда хотела?
– Когда «тогда»? – уточнила Женька, пытаясь ухватить конфету из вазочки, которая маневрировала по столу, на редкость умело уворачиваясь от ее загребущих рук. – Саш, ну скажи этой жадине, что меру знать надо! Я сладкого хочу, у меня был тяжелый день, нужно поддержать угасающие силы!
– Про «меру знать» – это очень точно! – буркнул Родька откуда-то из-под раковины. – Ходят тут всякие, конфет на них не напасешься!
– Родион! – рявкнул я и топнул ногой. – Гость в доме! Вот я тебя тапком!
Вазочка остановилась, причем на максимально удаленном от Мезенцевой расстоянии. Это был его любимый трюк, проделываемый регулярно.
– Правильно, – перегнувшись через стол, одобрила мои слова Женька. – Как таракана!
– У ей еще и тараканы есть, – подал голос слуга. – Натащит их сюда, вот обчество порадуется! И тебе, батюшка ведьмак, поклоны бить станет за эту радость! Только-только они эту напасть изжили – и все по новой!
Мне очень хотелось сказать, что эти тараканы проживают исключительно в голове нашей гостьи, но я не стал.
– «Тогда» – это когда ты мне позвонила, – решил я не длить конфликт. – В ночи.
– Все, вспомнила! – Женька развернула «Мишку на Севере» и демонстративно аппетитно отправила ее в рот. – Ах, какая вкусная конфета! С вафелькой, с шоколадом!
Под раковиной что-то загрохало, как видно Родька в неизбывной злобе бился головой о стенку.
– Так вот, – удовлетворенно улыбнувшись, продолжила Мезенцева. – Хотела сказать, что есть новости о твоем приятеле.
– Котором? – уточнил я, заранее зная ответ.
– О том самом, – махнула рукой девушка в сторону окна. – Который осенью отправился в теплые страны, на пару с перелетными птицами. Прорезался наш красавец.
– Опа. – У меня вдруг вспотела спина. Я знал, что этот момент наступит, но хотел надеяться, что все-таки запас времени у меня есть.
– Америка-Европа, – в рифму ответила Женька. – Между прочим, он там и ошивался до последнего времени. В Европе. Точнее – во Франции. И изрядно пошалил в славном городе Париже. Спутался с какими-то выходцами с Гаити, практиковал вудуизм, а под конец устроил макабрические пляски на острове Сите, прибив в их процессе пяток «ажанов» и одного сотрудника «Бюро-15».
– Ажаны – это тамошние полицейские, – почесал в затылке я. – А «Бюро-15» это что? Местное ФСБ?
– Наши коллеги, – веско ответила Женька. – Хорошие ребята, я с ними по «Скайпу» несколько раз общалась. Там есть один такой Поль, это что-то! Сам светленький, глазки голубенькие! Он мне их строил, и «мадемуазель Жени» при этом называл. Такая лапа!
– Да-да, ревную, как Отелло, – поторопил ее я. – Уже вне себя от злости, причем настолько, что готов повторить поход Кутузова на Париж. Что дальше?
– Дальше плохо. – Гора фантиков перед Мезенцевой росла. – Дальше грустно. Разобрали черные братья под руководством нашего соотечественника этого самого Поля на запчасти, а после использовали отдельные фрагменты его внутренностей в черном ритуале, из тех, что в фильмах ужасов показывают. После ритуала сего Поль уже в неживом состоянии приперся в офис Бюро, и там коллегу чуть до смерти не закусал. Вот такие «Зловещие мертвецы», часть четвертая.
– Жалко Поля, – не кривя душой, сообщил я ей. Правда жалко. Паршивая смерть, Соломину не пожелаешь. – Еще один сгорел на работе. Что дальше?
– Коллеги синеглазого бедолаги здорово разозлились, и устроили историческую реконструкцию «Варфоломеевской ночи». Перебили пяток-другой вудуистских жрецов, разорили алтари, но вот нашего друга упустили. Улизнул колдун в последний момент.
– К родным березам или еще куда? – уточнил я. – Это выяснили?
– В Чехию подался, – не стала томить меня в неведении Женька. – Он из «Орли» вылетал, пробили информацию. Чуть-чуть опоздали, рейс уже тю-тю. И не развернешь его никак, этот красавец не в списках Интерпола, то есть оснований на подобные меры нет. Это у нас все решают связи, у них там все строже. А в Праге наших нет. Точнее – вроде бы есть, но с остальными они не общаются, и с просьбой к ним не обратиться. У нас тоже все не очень просто.
– Чехия к нам ближе, чем Франция, – опечалился я. – Стало быть, скоро заявится.
– Непременно, но не прямо завтра, – авторитетно заявила Мезенцева. – Это не моя точка зрения, так Ровнин с тетей Пашей рассудили. Он же туда не просто так сквозанул, а с определенной целью.
– А если поконкретней? – попросил я.
– Хреновый ты ведьмак, Смолин, – обличительно произнесла девушка. – Не мне тебе подобное объяснять нужно, а наоборот. В ночь с тридцатого апреля на первое мая что происходит?
– Что? – начиная злиться, переспросил я. – Ну не знаю, не знаю! Не тяни уже.
– «Ведьмин круг» в Чехии в эту ночь проходит, – с удовольствием добила меня Женька. – Не слышал? Даже не удивлена. Пыль в глаза пускать ты мастер, а как до дела дойдет…
– Хозяин, если ей по башке молотком сильно вдарить сзади, то она точно помрет, – посоветовал из-под раковины Родька. – А тело ейное я сам опосля в ванной разделаю, в пакеты разложу и потихоньку в четырнадцатый дом перетаскаю, к мусоропроводам. Один пакетик в первый подъезд, другой – во второй, и так далее. Я по телевизеру про такое смотрел. В «Дежурной части».
– Он не шутит, – показал я пальцем на мойку. – И мне начинает казаться, что в его словах есть некий смысл.
– В Чехии этот день называют «Ведьмин круг». – Женька, похоже поняла, что заигралась, и немного сменила тон. – А в Германии он известен как «Вальпургиева ночь». Сообразил?
