Ведущая (по-прежнему с иронией). Как хорошо вы это всё сейчас сказали. Мне кажется, не грива, которую многие нынешние мужчины уже утратили, а именно эта склонность, этот зуд – взвалить на женщину заботы о потомстве и пропитании – более всего роднит сегодня льва и человека.
А/Н. Мы всё же говорим о ранней форме общественного бытия далёких предков. Из сказанного не проистекает, что на гривастых трутнях не лежит ровным счётом никаких обязанностей. Наоборот: главная их задача – оставаться исправной машиной любви и защищать свою территорию и своих самок от посягательств других самцов. При нападении естественных врагов, гиен или учуявших львов буйволов самки обороняются не менее отважно, чем самцы. Но главным объектом их заботы при этом является потомство – они защищают детей, в то время как самцы бьются не столько за детей, сколько за своих самок и своё царство.
Ведущая. К чему вы клоните?
А/Н. Если бы для львов главную ценность представляли дети, они бы встали грудью на их защиту не впереди львиц, а рядом с ними. Будь это так, они бы имели преимущество перед своими самками и шансы на выживание у них определённо увеличились, поскольку львы крупнее львиц, сильнее и лучше защищены – их голова, шея и горло прикрыты гривой. Но природа распорядилась иначе и позаботилась о том, чтобы преимущество осталось за самками.
Ведущая (удивлённо). И в чём же наше преимущество?
А/Н. В покорности судьбе. (Пауза. Ведущая смотрит на гостя выжидающе.) Да-да, в покорности судьбе на уровне инстинкта. Мужчиной быть опасно – самцы всегда идут на смерть первыми. В случае нападения других львов, претендующих на прайд соперника, самцы с той и другой стороны либо погибают, либо изгоняются прочь. Самки всегда выживают. Они остаются с прежним самцом, если он победил, или достаются новому господину, если старый проиграл битву. Такой порядок весьма целесообразен, если иметь в виду стратегическую задачу эволюции. Отголоски этой сверхархаики отражены в нашей исторической памяти: женщины защищают своё потомство, но, когда враги убивают их мужчин, они становятся продолжателями рода врагов, убивших их мужчин. Вспомним знаменитую свадьбу в Сузах, когда девяносто македонцев взяли себе в жёны знатных персиянок.
Ведущая (удовлетворена объяснением). То есть наши далёкие предки жили прайдом? Я правильно вас поняла?
А/Н. Да, восстанавливая нашу сверхархаику, наш начальный социум, следует исходить из такого образца.
Ведущая. Думаю, многомиллионная армия беззаветных кошатников и кошатниц будет вам признательна за это изыскание.
А/Н. И напрасно.
Ведущая (удивлённо). Почему?
А/Н. У кота нет гривы.
Ведущая. Ах вот в чём дело… Надеюсь, нас ждут откровения и относительно библейского Самсона.
А/Н. Совершенно верно. Сила пребывала с Самсоном до тех пор, пока с ним пребывала его грива. Лишившись гривы, он перестал быть и защитником, и победителем. Это даже не метафора. Это констатация факта, развёрнутая аксиома. Джедаям из космической саги Лукаса следовало бы напутствовать собратьев: «Да пребудет с вами грива».
Ведущая. С джедаями понятно. Так что там с котом?
А/Н. У кота нет гривы. Кот, погуляв с кошкой, бросает и её, и её котят. У льва есть грива, и он привязан к своим самкам. Не так ли обстоят дела и у людей? Мусульманская и мормонская семья – рудимент и в то же время иллюстрация сверхархаического сообщества гоминид тех времён, когда светильник разума в их головах ещё не брезжил. Вспомните «Белое солнце пустыни» – жёны Абдуллы сразу и безоговорочно признали красноармейца Сухова, в распоряжение которого они поступили после бегства старого самца, своим новым господином.
Ведущая (встревоженная поворотом разговора). Давайте всё-таки вернёмся туда, откуда начинали – к взаимоотношениям внутри семьи для нас традиционной.
А/Н. Хорошо. Что первым здесь бросается в глаза?
Ведущая. Что?
А/Н. Мужчины вовсе не настроены заниматься детьми – а ведь именно по этому признаку мы обычно определяем градус любви, в том числе и родительской, – они настроены заниматься женщинами.
Ведущая. Так ведь и женщины не прочь заняться мужчинами.
А/Н. Но при этом они с удовольствием нянчат своих детей, и ещё неизвестно, какому занятию отдадут предпочтение, если возникнет проблема выбора.
Ведущая. Бывает, за детьми присматривает и мужчина.
А/Н. Не будем выдавать желаемое за сущее. Чрезмерно трогательное внимание мужчины к детям подозрительно: скорее всего, такой мужчина – носитель женского психотипа. Либо латентный гей. Либо вовсе педофил. Если смотреть правде в глаза, мужчина, желая завести ребёнка, вовсе не предполагает посвящать ему весь свой досуг. Он сознаёт – возиться с ним будет не он. Так, в частности, даёт о себе знать древняя структура прачеловеческого общества с его строгим распределением ролей: мужчина оберегает женщину и территорию, делая свой дом крепостью, женщина заботится о потомстве. Именно такой порядок безотчётных действий позволил нашим далёким предкам выжить.
Ведущая. Почему же они впоследствии отошли от этой организации? Почему изменили идее прайда? Ведь благодаря ей, как вы утверждаете, вид выстоял в суровых обстоятельствах отбора.
А/Н. Виной тому болезненно проснувшийся рассудок. Допустим, от вкушения запретного плода. Разбуженный, он предложил нашим предкам собственный соблазн – не просто выстоять, но восторжествовать.
Ведущая (лицо делается серьёзным). Но чем обусловлено это пробуждение?
А/Н. Решительным отключением от трансляции божественного Зова. Изгнанием из предвечной музыки. Человек был спущен с поводка – инстинкт перестал быть доминантой его действий. Целесообразное поведение без осознания цели, безоговорочное следование закону звучащей в тебе гармонии – именно это и принято называть инстинктом. Мы отключены от гармонии, брошены на произвол собственной воли. Разум – причина, а вместе с тем и следствие изгнания из храма согласного земного бытия и, одновременно, возможность выйти на иной виток. Путём проб и ошибок вновь подключиться к извергнувшей человека симфонии, но в качестве новой, более существенной мелодии. Поэтому разум и мечется, впадает в крайности. Ведь он, как сказано – и сказано не мной, – всего лишь неоформившийся инстинкт, созревающий взамен отринутого старого. Ещё разбалансированный, подчас пускающийся в бредни и вразнос. Да, разум позволил человеку восторжествовать, но он же подвёл его и к краю бездны.
Ведущая. И что же будет, когда инстинкт оформится?
А/Н. Всё станет на свои места. Выстроится новая структура общества, незыблемая, безупречная и строгая в чётких сочленениях. Разум исподволь нащупывает её в своих утопических экспериментах. А как нащупает, усохнет и отвалится. И новое человечество, ведомое обретённым инстинктом, вновь станет неразумным, но идеально вписанным в гармонию земли и неба, в их чу́дную, торжественную музыку. У истоков сознания, как известно, стоит безумие. Оно же будет ждать его и в устье.
