Действительно, зрелище было великолепное, кит, плывущий в косяке пескарей. Маленькие автомобильчики, снующие по улице, разлетались в стороны, водители, выпучив глаза, наблюдали как Генри проезжает мимо. Не меньшее внимание оказывали ему пешеходы и велосипедисты, успевшие оттяпать у автомобилистов немалую толику мостовой. Король в своей карете или лучший бейсболист Америки на плечах своих товарищей по команде не могли бы вызвать большего интереса. В этот миг Генри был королем дороги и сиял от удовольствия.
Впрочем, далеко он ехать не собирался. Автомобиль, глухо урча двигателем, дождался, пока вспыхнет зеленый свет, потом повернул за угол на Голливудский бульвар и остановился около аптеки. Выключать двигатель Генри не стал, вылез из кабины, что-то бормоча себе под нос, прикидываясь, что не замечает восхищенных взглядов всех, кто проходил или проезжал мимо.
— Отличная машина, — доктор Кайн, владелец аптеки, встретил его у дверей и протянул четырехстраничный экземпляр еженедельника «Лос-Анджелес таймс». — И, как я вижу, в прекрасном состоянии.
— Спасибо, док. Хороший автомобиль требует соответствующего ухода.
С минуту они поговорили об обычных мелочах: отключении света на Восточном побережье, школах, закрывающихся из-за недостатка электроэнергии, очередном экстренном послании президента, шансах Митчелла и Стена на освобождение на поруки. Потом Генри неспешным шагом вернулся к автомобилю, бросил газету на пассажирское сидение. И как раз открывал дверцу, чтобы сесть за руль, когда Саймон Писмайр подкатил на своем «экономном жуке».
— Действительно экономит бензин, Саймон? — с улыбкой спросил Генри.
— Слушай сюда, черт тебя побери! Ты выехал на этом танке и едва не раздавил меня! Я заявлю на тебя в полицию!
— Ну что ты, Саймон. Я ничего такого не делал. И близко к тебе не приближался. Смотрел очень внимательно, потому что разглядеть твою крошку иной раз не так-то легко.
Саймон залился краской, сердито двинулся к Генри.
— Не смей так со мной говорить! Я подам на тебя в суд вместе с твоим монстром, сжигающим наши бесценные резервы…
— Не горячись, Саймон. Твоя тикалка может и отказать, если будешь так волноваться. Ты в том возрасте, когда сердце надо беречь. И ты знаешь, что с законом у меня все в порядке. Все, кто мог, меня проверил, и комиссия по ценам и ресурсам, и департамент по налогам и сборам, и полиция, все. Они восхищались моим автомобилем, а уходя, пожимали мне руку, как джентльмены. Закон любит мой автомобиль, Саймон. Не так ли, патрульный?
О'Райли, который любовался автомобилем Брогэна, прислонив велосипед к стене, помахал рукой.
— Именно так, мистер Брогэн, — и нырнул в магазин, не желая втягиваться в дискуссию.
— Так-то, Саймон, — Генри сел за руль, чуть придавил педаль газа. Двигатель хищно взревел, и люди подались назад.
Саймон всунулся в окно.
— Ты ездишь на этом автомобиле только для того, чтобы досадить мне! Вот, зачем ты это делаешь! — прокричал он. Кровь еще сильнее прилила к голове, на лбу выступили капли пота.
Генри добродушно улыбнулся, затянулся сигарой, прежде чем ответить.
— Напрасно ты так. Мы же соседствуем много лет. Помнишь, как я купил «шеви», а ты, неделей позже, двухдверный «бьюик»? Я купил отличный, пусть и подержанный четырехдверный «бьюик», а ты в тот же день приобрел новый «торнадо». Я понимаю, чистое совпадение. А когда я вырыл у себя двадцатифутовый бассейн, ты, так уж вышло, вырыл тридцатидвухфутовый, да еще на фут глубже, чем у меня. Но меня это нисколько не волновало…
— Черта с два!
— Ладно, может и волновало. Но теперь не волнует, Саймон, абсолютно не волнует.
Он нажал на педаль газа, дредноут автострад величественно тронулся с места, обогнул угол и исчез за поворотом. И Генри, направляясь к дому, не мог вспомнить дня, когда солнце светило бы так ярко, а воздух был таким сладким. Действительно, чудесный выдался денек.
Билли ждал у гаража, закрыл ворота, как только их миновал сверкающий задний бампер. Громко смеялся, когда отец начал рассказывать ему о случившемся, а когда история подошла к концу, они оба разве что не покатывались от хохота.
— Жаль, что я не видел его лица, папа, ужасно жаль. Слушай, а почему бы завтра не увеличить громкость выхлопа? На выходе из усилителя можно получить двести ватт, а между задними колесами у нас двенадцатидюймовый динамик. Что скажешь?
— Можно, но только на чуть-чуть. Чтобы оставить что-то и на последующие дни. Давай взглянем на часы, — он повернулся к приборному щитку и улыбка сползла с его лица. — Господи, я проездил одиннадцать минут. Не знал, что так долго.
— Одиннадцать минут… примерно два часа.
— Я знаю, черт побери. Надеюсь, ты мне поможешь, а то у меня не хватит сил, чтобы поднять за обедом ложку.
Из ящика с инструментом Билли достал заводной ключ на длинном штыре, свернул крышку с бензобака, вставил ключ в гнездо. Генри поплевал на ладони, взялся за рукоятку.
— И пусть пружину придется взводить два часа, — пропыхтел он. — Овчинка стоит выделки.
ПОСЛЕ ШТОРМА
Отлив продолжался, оставляя после себя полоску твердого песка, очень удобную для бега трусцой. Солнце, только поднявшееся над горизонтом, уже согревало лицо. Ночной шторм наконец-то стих, хотя Атлантический океан все еще гнал на берег длинные пенящиеся валы. День обещал быть жарким, но пока мокрый песок приятно холодил голые ноги. Бежалось легко, лишь иногда волны в последнем броске дотягивались до моих лодыжек. На душе царил покой: эти утренние часы нравилось мне, как никакие другие.
Взгляд выхватил впереди что-то темное, резко выделяющееся на фоне белой пены. Дерево, решил я. Очень хорошо, зимой погреемся у камина. Но расстояние сокращалось и по голой спине пробежал холодок.
Не дерево — тело, тело мужчины.
Мне не хотелось смотреть вблизи на вынесенный океаном труп. Я замедлил бег, остановился, не зная, что и делать. Позвонить в полицию? Но вода за это время могла утащить труп обратно. Надо вытаскивать его на песок, а подходить не было ни малейшего желания. Сильная волна достала тело и перекатилась через него и водоросли, которые вплелись в длинные черные волосы. Голова приподнялась и упала.
Он не умер.
Но был холодным, как смерть. Я почувствовал этот холод, когда схватил его за руки и потащил, как мешок с картошкой, на сухой песок. Бросил на живот, ткнул подбородком в предплечье, сильно нажал на спину. Второй раз, третий, жал, пока он не закашлялся и изо рта не хлынула морская вода. Он застонал, когда я перевернул его на спину, веки дернулись и окрылись. Блуждающий взгляд светло-синих глаз в конце концов уперся в меня.
— Вы в порядке, — я прояснил ситуацию. — На берегу и живой, — он нахмурился и у меня возникли сомнения, понимает ли он меня. — Вы говорите по-английски?
