— Причина в этих пленках.
— Я не понимаю ни слова. Но пленки буквально излучают зло. И не надо смеяться. Я чувствую, что они — плохие люди, хотя ничего о них не знаю.
Хэнк подошел и осторожно, чтобы, не дай бог, не задеть накрашенные ногти, поцеловал Френсис в лоб.
— Могу себе представить. И я не смеюсь. Ничего смешного в этих сукиных детях нет. Я тоже не понимаю многое из того, что они говорят, школьный курс немецкого для этого не годится. Вроде бы существует какой-то план, который непосредственно связан с неким герром Доктором. Вроде бы мы знаем, о ком речь, хотя они ни разу не упоминали фамилии этого человека. Я не могу сказать, сколько часов разговоров этих краутов
[10] записано на пленках, но мне хотелось бы как можно быстрее от них избавиться.
Хэнк уже складывал пленки с записями в пластиковый пакет, когда в дверь постучали. Они отреагировали мгновенно, по уже заведенному порядку, Хэнк закрыл чемодан с электронным оборудованием и убрал его в стенной шкаф вместе с пленками, Френсис отсоединила шнур от переходника, ведущего к микрофону, и нажала кнопку «Play». Каюту заполнил низкий голос Долли Партон.
— Одну минуту, — крикнула она в направлении двери. — Но мне не нравится стиль кантри, — прошептала она.
— Притворяйся, что нравится. На корабле шесть радиоканалов, но кантри они игнорируют. Все понятно?
— Само собой.
Он открыл дверь и увидел стоящего на пороге стюарда Роберта.
— Только что получена почта, сэр. Вам письмо.
— Благодарю.
Хэнк закрыл дверь, долго смотрел на белый конверт, отправленный из Гонолулу днем раньше.
— Ради бога, вскрывай! Письмо внутри, а не снаружи, любовь моя. — Френсис выглянула из-за его плеча. В конверте лежал один-единственный листок с шапкой отеля «Королевский гаитянин» на Вайкики-Бич. Текст состоял из одного слова и четырех цифр, напечатанных мелким шрифтом посередине листка: «Номер 1125».
— Краткость — сестра таланта, — прокомментировала Френсис.
— Это все, что мне нужно. На последнем инструктаже мне сказали, что со мной свяжутся и скажут, куда отвезти пленки. Теперь я могу сойти с ними на берег.
— Не можешь. Мужчины уносят с корабля только фотоаппараты и видеокамеры. Носить посылки, особенно секретные, — удел женщин. Сейчас я найду прекрасную наплечную кожаную сумку с изображением сиднейского оперного театра. Туда ты и положишь пакет с пленками.
У трапа они получили гостевые карточки. Внизу их уже ждали вахини, чтобы украсить гирляндами цветов.
— Ну разве не здорово?! — воскликнула Френсис, вдыхая нежные ароматы.
— Нет. Давай найдем мусорный контейнер и выбросим их, чтобы не выглядеть, как туристы. Они — отличительный знак для всех городских карманников и мошенников.
— Какой ты грубый. Я надену и твою гирлянду. Они сели в такси, попросили отвезти в отель «Королевский гаитянин». Ехали в достаточно плотном транспортном потоке, поэтому Хэнк не мог сказать, следили за ними или нет.
— Наши соседи по кораблю очень подозрительны, — заметил он. — Возможно, они едут следом, чтобы знать, куда мы направляемся.
— И что ты предлагаешь? Уходить темными проулками, как показывают в кино?
— Не мой стиль. Мы должны от них оторваться, если они следят за нами, но так, чтобы у них не возникло и мысли о том, что мы заметили слежку. В поездке в отель нет ничего предосудительного. Возможно, мы условились встретиться там с друзьями. Поэтому мы позволим им довести нас до отеля. Там войдем в лифт и нажмем кнопку последнего этажа или любого другого из верхних, на котором никто не выйдет. Как только мы убедимся, что сбросили «хвост»…
— Ты говоришь, как истинный профессионал!
— Мы разделимся. Сумка останется у тебя, я же возьму пленки. Ты пройдешься по магазинам, купишь что-нибудь, чтобы положить в сумку, а часом позже мы встретимся в баре на первом этаже. Как тебе мой план?
— А на первом этаже есть бар?
— Покажи мне хоть один отель без бара на первом этаже.
— Ты, разумеется, прав. Если баров несколько, я буду ждать тебя в том, который ближе к центральному входу.
— Я вижу, что и ты не новичок в этой игре. Приехали.
Они пересекли холл, направляясь к лифтам. В один как раз входила толстуха в цветастом платье. Двери кабины закрылись. Она нажала на кнопку третьего этажа, повернулась к ним, любезно спросила: «А вам на какой этаж»?
— Пятнадцатый, пожалуйста, — ответил Хэнк.
Двери закрылись, выпустив толстуху на третьем этаже, и в кабине они остались одни.
— Может, сразу нажмем на одиннадцатый? — спросила Френсис.
— Нет, кто-нибудь может следить за индикатором. Будем следовать намеченному плану. Едем на пятнадцатый. — Он достал из сумки пластиковый пакет с пленками, быстро поцеловал Френсис, когда двери разошлись на четырнадцатом этаже. В коридоре не было ни души. Она улыбалась ему, когда двери кабины закрывались, но за улыбкой мелькала тревога.
Хэнк коридором дошел до двери на пожарную лестницу. Открыл ее, убедился, что, закрывшись, она не запирается автоматически. Ему определенно не хотелось спускаться на четырнадцать этажей. Точнее, на тринадцать, потому что двумя этажами ниже он увидел на двери табличку с цифрой 12. Миром правили суеверия. Он прислушался, прежде чем открыть дверь на одиннадцатом этаже. Убедился, что следом никто не спускается. Узи Дрезнер открыл ему дверь и запер, едва Хэнк переступил порог.
— Вот пленки. — Хэнк протянул пакет.
— Отлично. Были проблемы?
— С записью — никаких. Наболтали они много чего. Но поначалу наши соседи отнеслись к нам с подозрением и попытались прощупать нас. Боюсь, мы встретили их не очень вежливо. С тех пор мы не общались.
— Это хорошо. Познакомьтесь, пожалуйста, с мистером Гинзбергом.
С дивана поднялся невысокий, седовласый мужчина и пожал ему руку.
— Очень приятно, — говорил он с легким акцентом. Смотрел не на Хэнка, а на пакет.
— Мистер Гинзберг был профессором немецкого языка и литературы. До того, как попал в Бухенвальд. Теперь он работает с нами. Знает все региональные акценты и диалекты немецкого, может определить место, откуда говорящий родом, с точностью до двух миль.
Они проводили взглядом Гинзберга, выходящего из номера с пакетом в руке.
— Хотите выпить? — спросил Узи. Хэнк взглянул на часы.
— Пожалуй, что да. Солнце уже высоко. Бурбон со льдом, пожалуйста.
Узи наполнил стаканы, себе — апельсиновым соком.
— За ваше здоровье. Устраивайтесь поудобнее и расскажите, что произошло после нашей последней встречи.
