Штарке прочитал проспект только один раз, но цифры запомнил навсегда. Благодаря феноменальной памяти он плодотворно работал в генеральном штабе, пока не отправился на фронт командовать дивизией СС в наказание за то, что позволил себе не согласиться с одним из очень уж глупых тактических решений фюрера. История доказала правоту Штарке, но ему это не помогло: он попал в списки военных преступников за некоторые приказы, которые отдавал своим подчиненным.
— Мне приятно, что ты меня успокаиваешь, но я знаю свой желудок. Знаю, как он реагирует на море. — Вилгус выпил вино, положил бокал в корзинку с мусором. С кивком благодарности принял одну из гаванских сигар Штарке, аккуратно срезал кончик золотыми ножницами, которые достал из жилетного кармана. Выпустив первую струю ароматного дыма, заметно расслабился. Наклонившись вперед, сдвинул стеклянную перегородку. — Хорошо. Немного прокатимся, чтобы охладить двигатель. Потом в порт. Я хочу попасть на лайнер без задержки, когда схлынет поток пассажиров.
* * *
Либор Хвоста, родившийся в Пльзене, в Чехословакии, давно уже покинул эту социалистическую страну ради более богатого капиталистического мира. Он верил только в деньги, особенно в большие деньги, и его нисколько не волновал способ, которым они зарабатывались. Поэтому далеко не случайно он приложил немало усилий для того, чтобы стать гражданином Швейцарии.
Аурелия Мария Ортикела, испанка как по происхождению, так и по фамилии, после смерти генерала Франко обнаружила, что на родине к ней относятся, мягко говоря, прохладно. Впрочем, ее это не слишком тревожило. Она уже получила гражданство Аргентины и работала в процветающей корпорации, которая активно вела свой бизнес в Южной и Центральной Америке. В отличие от Хвосты она любила оружие и даже оборудовала тир в своем доме, расположенном неподалеку от Сантьяго-дель-Эстеро, в предгорьях Анд. Она считала, что вечер выдался удачным, если ей удавалось расстрелять несколько сотен патронов, а потом, со звоном в ушах, счастливой и расслабленной, подняться на второй этаж с бутылкой хорошего вина. Там ее ждала Клара, с нежными руками и полной грудью, что только способствовало полноценному отдыху. Любовь к оружию Аурелия унаследовала от отца, артиллерийского капитана, который воспитывал ее на базах испанской армии, поскольку мать Аурелии умерла в родах. И сексуальной ориентацией она была обязана исключительно отцу, как только, став старше, выяснила, что все другие отцы ходят к проституткам, которых хватало около любой военной базы, а не к своим дочерям. Аурелия ненавидела мужчин по очень веской причине.
Едва таможенник вернул паспорт Хвосте, Аурелия положила перед ним свой. Скучающий мексиканский чиновник небрежно пролистал страницы, нашел ту, на которой стояла печать, проставленная утром в аэропорту, рядом поставил свою и протянул паспорт Аурелии. Она подошла к Хвосте, дожидаясь, пока к ним присоединится Де Грут.
Хендрик Де Грут относился к той категории людей, которые в любой ситуации сохраняют спокойствие. Он давно уже научился не выказывать эмоций на публике, что в полной мере соответствовало избранной им профессии. Таможенник нахмурился, долго изучал голландский паспорт, но, разумеется, не нашел ни одной зацепки. Де Грут не обращал на него ни малейшего внимания. Наконец, в паспорте появилась нужная печать, и Де Грут взял его, не кивнув и не улыбнувшись.
Положил паспорт в брифкейс, захлопнул его, убрал со стойки, быстро, экономными движениями, словно выполняя некую работу. Именно в работе он проявлял себя с лучшей стороны. Вырос Де Грут на одной из старейших гранильных фабрик Амстердама, а сие означало, что практически все время его мысли занимали бриллианты. Пусть и молодой, ему еще не перевалило за тридцать, он был первоклассным экспертом и безошибочно, чуть ли не с одного взгляда определял огранку, качество и стоимость бриллианта. Он часто путешествовал: услуги независимого оценщика требовались многим. Гонорары брал высокие, но зато не интересовался происхождением камней и вообще отличался немногословием. Назначаемая им цена за услуги включала как плату за высокую точность оценки, так и за молчание.
— Добро пожаловать на борт, — приветствовал их стюард, как только они ступили с трапа на палубу. Проверил билеты и направил к ближайшему лифту. Хвоста и Аурелия заняли одноместные каюты на первой палубе с иллюминаторами в первом классе. Де Грут тоже получил одноместную каюту, но финансовый отдел «Глобал Трейдере» не счел нужным тратить лишние деньги на оценщика, поэтому его каюта находилась на пятой палубе, глубоко в чреве корабля. Он не стал протестовать, когда по схеме определил местоположение каюты. Сумма гонорара компенсировала и некоторые неудобства.
С причала Хосеп, лидер «Тупамаро», наблюдал за посадкой пассажиров. Его взгляд мельком прошелся по тяжело дышащему, обильно потеющему толстяку, на несколько мгновений, чисто рефлекторно, задержался на великолепном заду женщины, идущей рядом, двинулся дальше. Он их не знал.
— Вас послал Чучу? — раздался голос у него за спиной.
Хосеп обернулся и увидел мужчину, стоящего в тени, докера с длинным багром на плече. Кивнул, шагнул к мужчине.
— Да, с ним связывался я. Все устроено?
— Почти. Провести ваших людей в моей бригаде не составит труда. Я могу нанимать, кого захочу. Но вот багаж — это другое дело, с этим сложнее…
— Нет, багаж — ерунда. Он сложен за углом. Тебе надо лишь проследить, чтобы он попал на борт вместе с чемоданами остальных туристов.
— Простите, сеньор, вы не понимаете. Другие чемоданы прошли таможенный досмотр, их проверяли. Ваши лежат там, куда ночью их привез грузовик. Я не знаю, что в них… мне без разницы, но, если меня поймают… Это же контрабанда, за нее полагается тюрьма…
— Так позаботься о том, чтобы тебя не поймали. Мне сказали, что ты лучший в порту бригадир. Тебе платят хорошие деньги. Сколько ты попросил плюс премия. И вот что еще. Ты живешь в Колония-дель-Флорес, не так ли?
— При чем здесь это?
— У тебя уютный маленький домик, утопающий в цветах. Мне его показали. Ты живешь там с женой и двумя дочерьми. Они живы и здоровы. Сейчас.
— Сукин сын, что ты такое говоришь! Докер перехватил багор, угрожающе нацелил его на Хосепа. Тот и не думал защищаться, но его слова резали, как бритва.
— Ты безмозглый болван. Я же здесь не один. Тронь меня или не доставь наши чемоданы на борт, и завтра их найдут в кроватях с перерезанным горлом, от уха до уха. И ты будешь там сидеть, привязанный к стулу, с веками, пришитыми к бровям, чтобы все видеть. Ты мне веришь? Да? Да? Да?
С каждым «да» Хосеп отвешивал мускулистому докеру оплеуху. Бил наотмашь, в полную силу, голова докера моталась из стороны в сторону. Но он больше не поднимал багор, смиренно принимая наказание.
— Я верю, верю, — просипел докер, тыльной стороной ладони вытирая закапавшую из носа кровь. — Все будет сделано, как вы говорите.
— А вот теперь ты понял. Принимайся за работу.
Докер ушел, униженный, побежденный. Хосеп удовлетворенно кивнул. Цели он достиг: их багаж будет на борту лайнера. И двинулся вдоль причала, чтобы посмотреть, все ли идет по заранее разработанному плану.
