— Отлично! Отлично! Теперь остается лишь обменять бриллианты на корабль с оружием.
— Да, — кивнул Вилгус, — но завтра. Уже первый час ночи, и с берегом сложно связаться по радио. Утром продолжим. Я сообщу чеху, что мы ждем его здесь ровно в десять. — Он снял телефонную трубку, набрал номер, отдал короткий приказ и положил трубку на рычаг. Через минуту в дверь постучали. — Мои телохранители прибыли. Спокойной вам ночи.
Подхватив чемоданчик с бриллиантами, Вилгус открыл дверь и вышел.
* * *
Громыхнула дверь соседнего «суперлюкса», и в каюте Гринстайнов повисла тишина. Четверо мужчин сидели, наклонившись к магнитофону, жадно ловили каждое слово. Удар двери о косяк положил конец совещанию за стеной и где-то снял напряжение.
Израильтянин Узи Дрезнер тряхнул головой, словно вынул ее из-под струи холодной воды. Хэнк Гринстайн протянул руку, выключил звук, но оставил запись.
— Грязные, грязные мерзавцы, — пробормотал он, возможно, и не подозревая, что озвучивает свои мысли.
— В самую точку. — Леандро Диас задумчиво потер подбородок. — Это же надо. Вот так просто отдать мою страну этой свинье. Никогда бы не поверил, если б не слышал собственными ушами.
Только лидера «Тупамаро», похоже, не тронуло случившееся. Выражение его лица нисколько не изменилось. Он достал сигарету, закурил. Он уже посвятил жизнь борьбе с продажным режимом. И соглашение, подписанное адмиралом Маркесом, ни на йоту не увеличило его решимости довести начатое дело до конца. Нельзя нарисовать дьявола более черным, чем он есть.
— Они отдали себя в наши руки. — Хосеп выпустил струю дыма. — Они подписали себе приговор.
— Хосеп прав. — Узи встал, потянулся, прошелся по комнате, разминая затекшие мускулы. — Мы всегда знали, с кем имеем дело. Прочтите «Мою борьбу» Гитлера, написанную более сорока лет назад, и вы найдете в ней ту же антисемитскую мерзость, которую сейчас распространяет Вилгус. Но теперь они у нас в руках, все до единого. Они зашли слишком далеко. Вы понимаете, что за всем этим стоит куда более честолюбивые, далеко идущие планы, чем покупка оружия, которое продлит существование двум диктаторам?
Теперь они все смотрели на него. Даже Хосеп. Для него и Диаса конечной целью являлось освобождение их стран от диктатуры. Дальше они не заглядывали. Вопрос Узи поставил в тупик и Хэнка.
— Какие планы? — переспросил он. — Вроде бы налицо довольно-таки простая сделка: деньги в обмен на безопасное убежище. Разве не так?
— Отнюдь, — покачал головой Узи. — Несколько минут назад нам рассказали о попытке создания надежной базы, опираясь на которую будет построен Четвертый рейх.
— Это безумие, — выдохнул Хэнк.
— Возможно. Но кто сказал, что они откажутся от такой попытки. Единственный враг этих начальников концентрационных лагерей и эсэсовских шишек — возраст. Денег у них немерено, они в безопасности. Вилгус и Брундербунд об этом заботятся. Но они умирают, один за другим. Старческий маразм, смерть и скука — вот их главные враги. Более тридцати лет прошло со времени их славы. Если они хотят, чтобы эти дни вернулись, им необходима надежная база для построения Четвертого рейха, о чем они всегда говорили. Теперь они получили эту базу. Уругвай и Парагвай. Они придут в эти страны как советники, но через десять лет будут полностью их контролировать. Наконец-то у них появится родина. Они богаты, умны, злопамятны… и мы живем в век атомной бомбы. Если их планы осуществятся, через десять лет в Южной Америке возникнет Четвертый рейх. Который будет добиваться своего, шантажируя весь мир атомной угрозой. И нам придется подчиниться его требованиям, любым требованиям, чтобы избежать ядерной катастрофы.
Хэнк и Диас в ужасе взирали на Узи, Хосеп согласно кивнул.
— Думаю, ты прав. А если так, мы тем более должны объединить наши усилия, чтобы ликвидировать угрозу. Покончить с их планом до того, как он начнет реализовываться. Мы заберем у них бриллианты и постараемся захватить корабль с оружием. Беремся за это?
Он обвел взглядом мужчин, которые молча, один за другим кивнули.
— Очень хорошо. Встретимся здесь утром, чтобы послушать детали обмена. Потом нанесем удар. Убьем всех, кто окажет сопротивление. Я надеюсь, на этот счет вас не будет мучить совесть?
Дверь открылась, в каюту, покачиваясь, вошла Френсис.
— Господи, я прождала в этом чертовом баре весь вечер. Должно быть, ты про меня совсем забыл.
Хэнк вскочил, захлопнул дверь, потянулся к Френсис, но она оттолкнула его руки.
— Я просто не мог уйти, — пролепетал он. — Не было возможности…
— Да ладно, — опираясь о стену, она двинулась к двери в спальню. — Нашла очень милого мужчину. Покупал мне выпивку. Был гораздо любезнее, чем ты. И говорил не об оружии и убийствах. — Она открыла дверь спальни, заглянула. — Господи! Да тут у нас целое общежитие! Кто-нибудь вышвырнет этих бродяг и перестелет кровать, чтобы я могла поспать?
— Ваши люди проведут ночь в гостиной, — сказал Хэнк Хосепу.
— Я бы отлупил ее, чтобы впредь она не напивалась и не говорила с мужем в таком тоне, — ответствовал тупамарос.
— Вас не затруднит заниматься своими гребаными делами и увести из спальни своих людей, а потом убраться самому до завтрашнего утра? Уж больно длинным выдался день.
Он стоял перед Хосепом, сжав кулаки, в надежде, что тот попытается ударить его. Но уругваец повернулся и вышел из каюты. Остальные последовали за ним. Хэнк смотрел в их спины и горько сожалел о том дне, когда впутался в эту историю.
ГЛАВА 18
С мостика «КЕ-2» Тихий океан выглядел каким угодно, но только не тихим. Волны размером с горы с завидным постоянством накатывали с правого борта, обрушивались на громадный лайнер, разбивались о его носовую часть. Зеленая вода бежала по баку, скапливалась у планширей, через шпигаты стекала обратно. Тропический ливень смешивался с морской водой. Сильнейший ветер взбивал в пену гребни волн. Корабль поднимался, встречая каждую подходящую к нему волну, покачивался, подрагивал и вновь падал вниз. Стабилизаторы ничем не могли помочь в этой неравной битве.
Капитан Рэнли смотрел на разбушевавшийся океан, и зрелище это совершенно его не радовало. Кофе остыл, но он этого не замечал, продолжал пить маленькими глотками. Здесь, на самой верхней палубе судна, качало особенно сильно. Капитан не замечал и этого. Он относился к той редкой категории моряков, которые могли честно сказать, что никогда не испытывали морской болезни. Он сочувствовал людям, которые страдали от этой напасти, но не до конца осознавал, каким они подвергались мучениям. Нет, шторм капитана нисколько не беспокоил, он не представлял никакой угрозы его кораблю. Да, на камбузе несколько кастрюль могли свалиться с плиты на пол, да, с какой-то полки могли упасть и разбиться тарелки и стаканы, но шторм, каким бы грозным он ни казался, не мог взять верх над огромным лайнером. Он попадал и не в такие передряги.
