Вячеслав Михайлович Молотов. Он даже жену не мог спасти
В первых числах октября 1945 года, после окончания войны, Сталин впервые за последние годы уехал отдыхать на юг и пробыл там достаточно долго. «Он постарел, — вспоминала его дочь Светлана. — Ему хотелось покоя. Он не знал порою сам, чего ему хотелось…» Увидев, что вождь намерен по-прежнему отдыхать на юге, в разрушенной и голодной стране стали строить ему дачи: под Сухуми, возле Нового Афона, на Валдае и дачный комплекс на Риде.
Сталин уехал из Москвы и словно исчез. Никто ничего не знал. Иностранные журналисты стали говорить, что его отправили в отставку, что он тяжело болен или вообще уже умер, только русские не знают, как об этом сообщить.
В сентябре 1945 года в Лондоне на встрече министров иностранных дел недавним союзникам уже ни о чем не удалось договориться. Государственный секретарь США Бирнс и американский посол в Москве Аверелл Гарриман решили, что прямой разговор со Сталиным поможет понять, чего хотят русские.
15 октября нарком Молотов принял Гарримана, который накануне получил от президента Трумэна послание для Сталина с указанием «вручить лично». Молотов объяснил послу, что генералиссимус выехал на отдых приблизительно на полтора месяца. Он находится довольно далеко от Москвы, поэтому сейчас не занимается делами.
Гарриман настаивал:
— Президент надеется, что генералиссимус Сталин сможет принять его. Хотя, разумеется, генералиссимус Сталин заслужил отдых.
— Не только сам товарищ Сталин, — говорил Молотов, — но и все его коллеги считали, что он должен получить настоящий отпуск. Во время войны товарищ Сталин не имел никакого отдыха.
— Во время физкультурного парада в Москве, — любезно заметил Гарриман, — я обратил внимание, каким крепким выглядел генералиссимус Сталин.
— Товарищ Сталин действительно крепкий человек, — подтвердил нарком иностранных дел.
Гарриман сказал, что и в кинофильме о физкультурном параде генералиссимус Сталин тоже выглядит очень бодрым и жизнерадостным. Молотов ответил, что все советские люди, посмотрев этот фильм, будут рады видеть товарища Сталина в хорошем настроении и хорошо выглядящим…
16 октября просьбу Гарримана рассмотрели оставшиеся на хозяйстве члены политбюро: Маленков, Молотов, Берия и Микоян. Они доложили Сталину:
«Мы считаем, что Гарримана с посланием Трумэна следует принять ввиду просьбы президента, а также ввиду того, что американцы взяли на себя инициативу в вопросе о дальнейшем обсуждении происшедшего на Лондонской сессии Совета министров. В этом деле, однако, нежелательным является то, что Гарриман будет знать место Вашего пребывания на отдыхе».
Победило любопытство. Вождю, как и членам политбюро, хотелось знать, что же говорится в послании американского президента. Следующей ночью Сталин ответил Москве:
«Ввиду выраженного Вами желания я не возражаю против приема Гарримана в Сочи с целью выслушать его комментарии к посланию Трумэна. Если во время беседы с Гарриманом выяснится, что он не ограничивается своими комментариями и добивается решения вопроса, я отвечу, что, находясь в отпуске, не могу принять какого-либо решения без участия представителя правительства. В этом случае я вызову Молотова, и вместе с ним примем решение, которое будет либо положительным, если решение будет благоприятным для нас, либо отрицательным, если он не будет благоприятным».
24 октября 1945 года Гарримана доставили самолетом в Адлер. Его на аэродроме ждали постоянный переводчик вождя Владимир Николаевич Павлов и начальник охраны Николай Сидорович Власик.
Гарриман обсуждал со Сталиным работу Лондонской сессии Совета министров иностранных дел и схему управления оккупированной Японии. Сталин внимательно выслушал Гарримана. Беседа продолжалась 2 часа 45 минут. Вождь предложил продолжить беседу на следующий день, 25 октября, в семь вечера. Но они ни о чем не договорились. Переводчик записал последние слова Гарримана:
«Гарриман говорит, что завтра он вылетает в Москву и полностью информирует оттуда президента о своих беседах с И.В. Сталина. Он, Гарриман, уверен, что президент будет разочарован теми взглядами, которые были высказаны И.В. Сталиным… Гарриман говорит, что подробно информирует президента о своих беседах с И.В. Сталиным. Он, Гарриман, очень благодарен за то время, которое уделил ему И.В. Сталин.
Тов. Сталин замечает, что за это не стоит благодарить. Он, тов. Сталин, принял Гарримана как посла и друга…»
Посол доложил в Вашингтон:
«Сталин был как нельзя более дружелюбен ко мне лично и на прощание сказал, что был рад принять меня не только как американского посла, но и как друга. У меня ощущение, что он хочет с нами поладить, но с непомерной подозрительностью относится к каждому нашему шагу».
29 октября посла Гарримана принял нарком Молотов. Он поинтересовался у Гарримана, как чувствует себя Сталин.
«Гарриман, — говорится в записи беседы, — отвечает, что, несмотря на короткий отдых, который имел генералиссимус Сталин, он выглядит очень хорошо, вопреки слухам, циркулирующим сейчас за границей.
Молотов говорит, что слухов почему-то сейчас очень много. «Недавно, — говорит Молотов, — с вопросом о таких слухах ко мне обратился один американский корреспондент, и я ему посоветовал обратиться к послу Гарриману, как только что видевшемуся с генералиссимусом Сталиным».
Гарриман говорит, что много слухов о здоровье генералиссимуса Сталина ему пришлось слышать в Вене, и когда его спрашивали о здоровье генералиссимуса Сталина, то он отвечал, что последний чувствует себя очень хорошо… Слухов в последнее время появилось очень много, и даже начинают поговаривать о войне между СССР и Турцией и о войне между союзниками.
«Таких слухов много, — заключил Молотов, — но они столь неправдоподобны, что вряд ли кто им поверит».
Опять вернулись к вопросу об управлении оккупированной Японией.
Вашингтон предлагал, чтобы в Дальневосточной комиссии, состоящей из представителей четырех держав (СССР, США, Англии и Китая), которая станет управлять Японией, решения принимались большинством голосов. Молотов согласился и сказал, что достаточно даже двух голосов для принятия решения».
Сталину этот пункт не понравился. Он считал, что Советский Союз отстраняют от управления Японией. 4 ноября вождь отозвался из Сочи:
«Предложение о большинстве трех голосов великих держав есть жульническое предложение, имеющее своей целью изолировать нас. Предложение о большинстве двух голосов не лучше предложения о трех голосах. Молотов не имел права высказываться за предложение о двух голосах. Манера Молотова отделять себя от правительства и изображать себя либеральнее и уступчивее, чем правительство, никуда не годится».
Его мнение оформили решением политбюро:
«Признать, что в переговорах с Гарриманом Молотов допустил ошибку…»
Молотов приписал к решению:
