Книга Тайная дипломатия Кремля, страница 30. Автор книги Леонид Млечин

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Тайная дипломатия Кремля»

Cтраница 30

Интересы мировой революции входили в противоречие с интересами российского государства. Уже в феврале 1918 года на заседании ЦК, наверное, в первый раз прозвучала эта формула: в мировой политике «государство принуждено делать то, чего не сделала бы партия». Но неужели сиюминутные интересы государства должны поставить крест на великой цели мировой революции? — вот вопрос, которым многие задавались тогда.

Адольф Иоффе обратился к Ленину в октябре 1922 года, после переговоров в далеком Китае, с письмом: «Одно из двух: либо наша мировая политика по-прежнему сводится к борьбе против мирового империализма за мировую революцию, либо нет. Если нет, то я, значит, нашей нынешней мировой политики не знаю и не понимаю и, следовательно, не могу проводить ее в жизнь».

Именно в это время кандидат в члены политбюро и главный редактор «Правды» Николай Бухарин провозглашал на IV конгрессе Коминтерна: «Каждое пролетарское государство имеет право на “красную” интервенцию, распространение Красной армии является распространением социализма, пролетарской власти, революции».

Недоуменные вопросы обращались к Ленину, поскольку он, провозгласив лозунг всемирной пролетарской революции, сам призывал к созданию Советской республики. Это же Владимир Ильич сказал: «Как только мы будем сильны настолько, чтобы сразить весь капитализм, мы незамедлительно схватим его за шиворот».

Георгий Чичерин как старый социал-демократ не был противником мировой революции, но для него ведомственные интересы оказались важнее. Нарком, скажем, нисколько не возражал против помощи оружием и деньгами турецким повстанцам, которые сражались против законного правительства. Недовольства со стороны турецкого правительства он в данном случае не боялся. Но Чичерину приходилось постоянно успокаивать высших руководителей, у которых периодически возникало желание погрозить Западу кулаком. За этим стояла не покидавшая их уверенность в том, что они со всех сторон окружены врагами и договариваться о чем-то можно только с позиции силы.

В июле 1921 года Ленин вдруг предложил демонстративно отправить одного из самых заметных военачальников — Михаила Тухачевского — в Минск, поближе к западным границам, а заодно опубликовать интервью или Ленина, или Троцкого с грозным предупреждением: «Сунься — вздуем!»

Чичерин тут же ответил Ленину, что грозить никому не надо:

«Один из лейтмотивов наших врагов — якобы в порыве отчаяния для своего спасения Советское правительство бросится на своих соседей. Наши враги распространяют легенды то о всеобщей мобилизации у нас, то о таинственных приготовлениях Троцкого. Грозные интервью и демонстративные поездки нисколько не внушат убеждения в нашей силе, но дадут богатейший материал для провокационной работы наших врагов…»

В годы Гражданской войны и после нее Чичерин призывал политбюро к осторожности, предостерегал от опасных авантюр. Он считал, что действовать силой, осуществлять территориальные приобретения надо только в тех случаях, когда твердо рассчитываешь на успех и когда такая сила есть. А коли нет, то лезть на рожон и пускаться в авантюры — непростительная глупость.

Чичеринская умеренная политика принесла первые плоды. Победа в Гражданской войне показала, что Советское правительство твердо контролирует всю территорию России. Противники большевиков бежали и превратились в эмигрантов. При всей симпатии к ним западные правительства больше не могли игнорировать реальность — Россия слишком большая страна, чтобы вовсе не поддерживать с ней отношения. В марте 1921 года Англия признала Советскую Россию де-факто. За Англией последовали некоторые другие европейские страны. Но это были лишь первые ласточки. Основная же часть мирового сообщества по-прежнему не желала иметь дело с коммунистическим правительством, поэтому советская дипломатия искала друзей в самых глухих уголках Земли.

В феврале 1922 года Чичерин обратился в Политбюро с просьбой выделить 20 тысяч рублей золотом на вторую Тибетскую экспедицию. Участники первой экспедиции привезли в подарок Далай-ламе в Лхасу радиостанцию. Но не нашлось в тот момент в наркомате людей, которые бы знали тибетский язык и могли бы остаться в Лхасе. Теперь таких специалистов нашли, обучили их телеграфному делу, чтобы установить прямую связь с Далай-ламой.

«Эти связи имеют, во-первых, значение политическое, так как дружественные отношения с Лхасой имеют громадное значение для всего буддийского мира, — писал Чичерин. — Но эти связи имеют и экономическое значение, так как дадут нам возможность впервые установить товарообмен с Тибетом… Нашу роль торговых посредников между буддийскими народами Азии и Европой мы не выполним как следует без дружественных связей с Лхасой».

Чичерин установил также дипломатические отношения с Афганистаном, Турцией, Китаем, Ираном, Саудовской Аравией.

«Нам выгодно сорвать конференцию»

Звездный час Чичерина наступил весной 1922 года, когда в Италии собралась мировая политическая элита, чтобы определить будущее послевоенной Европы. Распад Австро-Венгерской, Оттоманской и Российской империй привел к возникновению множества новых государств: обрели самостоятельность Финляндия, Польша, Чехословакия, Прибалтийские республики, Королевство сербов, хорватов и словенцев (Югославия)… Новые страны испытывали огромные политические и экономические трудности и нуждались в помощи.

6 января 1922 года Верховный совет Антанты (в нее входили Бельгия, Великобритания, Италия, Франция и Япония) по предложению британца Дэвида Ллойда Джорджа принял решение созвать в Генуе конференцию, посвященную восстановлению Центральной и Восточной Европы. На конференцию пригласили делегации поверженной Германии и отвергнутой России. Возглавить делегации предлагалось главам правительств.

На следующий же день, 7 января, полпред в Англии Леонид Борисович Красин отправил шифротелеграмму Чичерину: «Приезд Ленина в Италию считаю недопустимым ввиду савинковцев, врангелевцев и фашистов. Более приемлемым был бы Лондон. Тут можно обставить надежно как приезд, например, в сопровождении Красина, так и проживание. Если не поедет Ленин, предлагать ли приезд Троцкого? Италия, конечно, тоже исключается».

В Москве приглашение на конференцию приняли. Нельзя было отказываться от первого выхода советской дипломатии на мировую арену. Но отправлять за границу Ленина боялись — думали, что белая эмиграция, тот же Борис Викторович Савинков и его эсеровские боевики, не упустит случая разделаться с вождем революции. Не меньшей опасности подвергался и второй человек в стране — Лев Троцкий.

12 января Ленин продиктовал записку для секретаря ЦК Вячеслава Михайловича Молотова, отвечавшего за подготовку документов к заседаниям Политбюро: «О поездке тт. Ленина, Троцкого в Италию (по телеграмме тов. Красина). Думаю, что указанная Красиным причина в числе других причин исключает возможность поездки в какую-либо страну как для меня, так и для Троцкого и Зиновьева».

ВЦИК 27 января утвердил состав советской делегации на Генуэзскую конференцию во главе с Лениным. Но это была чистая формальность. ЦК сразу же предложил Ленину передать полномочия председателя делегации своему заместителю Чичерину. Ленин как дисциплинированный коммунист подчинился решению Центрального Комитета. Георгий Васильевич воспринял свою задачу всерьез и считал, что конференция — это шанс, который надо использовать. Важнее всего получить на Западе заем, который позволит поднять разрушенное хозяйство страны. Ради этого, считал нарком, стоит пойти на какие-то политические уступки.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация