Через несколько дней после отставки Литвинова иностранные корреспонденты увидели его в театре, затем на сессии Верховного Совета СССР. Он оставался депутатом, но никакой работы ему не давали. Когда его вывели из ЦК, Ворошилов сказал:
— У вас в наркомате окопалось слишком много врагов народа.
Литвинов не сдержался:
— У вас не меньше!
И Максим Максимович возмущенно спросил Сталина:
— Что же, вы считаете меня врагом народа?
Сталин вынул трубку изо рта и ответил:
— Не считаем.
Литвинов жил на подаренной ему Сталиным даче. Никто ему не звонил. Никто, кроме самых близких друзей, не приходил. Может быть, иногда его и охватывало отчаяние, но бывший нарком держал себя в руках. Его жена делала переводы для литературного агентства «Международная книга» и сама их относила. Иногда ее сопровождал Максим Максимович. Директор агентства Александр Григорьевич Соловьев поинтересовался, почему Литвинов так рано вышел на пенсию. Максим Максимович, вздохнув, ответил, что нынешние верховные руководители недовольны старыми кадрами — слишком прямолинейны, не умеют подлаживаться и прославлять. «Посмотри, — говорил Литвинов, — кто вокруг гения: только восхваляющие. Поэтому идет полное обновление, чтобы о ленинской старине и помину не было». Соловьев написал в дневнике, опубликованном в наши дни, что он прервал бывшего наркома: «Не мне судить о руководстве партии, на это есть ЦК».
В следующий раз Литвинов сам заговорил с Соловьевым. Состояние у бывшего наркома было угнетенное, подавленное. «Было ясно, — записывал в дневник Соловьев, — что Литвинов очень страдает, хочет отвести душу». Литвинов стал “порицать” Сталина за ограниченность ума, за чрезмерное самомнение и самоуверенность, за честолюбие и упрямство, за карьеризм и стремление к неограниченной власти.
«У Ленина на первом плане был человек, — говорил Литвинов, — поэтому он никогда никого полностью не отсекал, кроме абсолютно безнадежных врагов. А для Сталина несогласия с его взглядами уже достаточно для уничтожения людей, отсюда массовые репрессии. Сталин окружает себя ограниченными, послушными олухами. Кто сейчас его опора? Тугодум Молотов, карьеристы — Каганович, Микоян, Берия и еще Мехлис, недалекий Маленков, дурак Хрущев…»
Соловьев был потрясен такой смелостью суждений Литвинова и записал в дневник: «Неужели он, хотя бы частично, прав?»
Литвинов не боялся говорить то, что думал. Он был волевым и смелым человеком. Все-таки до революции он занимался не журналистикой, как многие товарищи по партии, а нелегальной доставкой оружия в Россию.
Случайно жив остался
Когда Гитлер напал на Советский Союз, Литвинов вновь понадобился. Его приглашали в Кремль на встречи с иностранными дипломатами, ему поручили выступать по радио, писать для английской и американской печати. В конце сентября 1941 года его включили в состав советской делегации на первой встрече с англичанами и американцами. Делегацию возглавлял Молотов, в нее входили военные и несколько наркомов. Литвинов все еще оставался без должности и в списке числился как депутат Верховного Совета. Но его появление многое значило и для американцев, и для англичан.
Московская конференция продолжалась несколько дней. На ней договорились о поставках Советскому Союзу всего, что нашей стране было необходимо для войны.
Максима Максимовича вновь зачислили в штат Наркомата иностранных дел и отправили в Куйбышев, куда эвакуировали весь дипломатический корпус. 9 ноября его неожиданно вызвали в Москву, назначили заместителем наркома и одновременно послом в США. Он сменил в Вашингтоне одного из своих недавних подчиненных — Константина Александровича Уманского, который много лет работал корреспондентом ТАСС в Европе, а потом руководил отделом печати в Наркомате иностранных дел. Уманский иногда переводил беседы Сталина с иностранными гостями и, понравившись вождю, получил его фотографию с надписью «Уманскому. Сталин».
В 1936 году Уманского командировали в Америку. В 41-м он вернулся в Москву, но вскоре отправился послом в Мексику. В январе 1945 года самолет, в котором он летел в Коста-Рику, потерпел аварию. Уманский с женой погибли. А за полтора года до этого лишился дочери — ее застрелил влюбленный в нее сын наркома авиационной промышленности Шахурина и застрелился сам…
Перед отъездом в Вашингтон Литвинова принял Сталин. Сказал, что главное — заставить Соединенные Штаты помогать Советскому Союзу и вступить в войну против Германии. Могущественная Америка с ее мощным экономическим потенциалом была надеждой Сталина. Сразу же после нападения Гитлера Англия заявила о своей солидарности с Россией, но англичане могли оказать лишь моральную поддержку, они сами воевали и тоже нуждались в помощи.
«Когда наши дела стали катастрофически плохи, и Сталин хватался за любую соломинку, он отправил Литвинова в Вашингтон, — говорил Анастас Микоян. — Литвинов использовал симпатии к нему Рузвельта и других американских деятелей и, можно сказать, спас нас в тот тяжелейший момент, добившись распространения на Советский Союз закона о ленд-лизе и займа в миллиард долларов».
11 ноября Литвинов вернулся в Куйбышев, чтобы собрать вещи. После беседы с заместителем наркома иностранных дел Андреем Януарьевичем Вышинским он отправился в долгий путь. Литвинов летел в Соединенные Штаты кружным путем через Тегеран, Багдад, Калькутту, Бангкок, Сингапур, Филиппины.
Рузвельт был рад встрече с Литвиновым, он высоко ценил советского дипломата, часто приглашал его к себе, и они подолгу беседовали один на один. Советский посол мог в любой момент напрямую обратиться к президенту США. Благодаря этому Советский Союз вскоре стал получать оружие, продовольствие и военные материалы, жизненно необходимые в те годы. Литвинов успешно завоевывал также симпатии простых американцев и убеждал американских политиков в необходимости помочь Советскому Союзу.
Отношение к Литвинову в Москве оставалось очень плохим. Молотов его терпеть не мог. Новый нарком (цитирую по книге поэта Феликса Ивановича Чуева «140 бесед с Молотовым» — Чуев заботливо записывал все монологи Вячеслава Михайловича. — Л.М.) так говорил о своем предшественнике:
«Литвинова держали послом в США только потому, что его знал весь мир. Человек оказался очень гнилой. Всю войну договаривались, обходя его. Литвинов был совершенно враждебным к нам. Хотя умница, прекрасный, а ему не доверяли. Он заслуживал высшую меру наказания со стороны пролетариата. Любую меру… Литвинов только случайно жив остался».
Писателю Ивану Фотиевичу Стаднюку, еще одному поклоннику Молотова, Вячеслав Михайлович с явным сожалением сказал:
— Видите, случалось, что и миловали, хотя по тем временам надо было расстреливать.
Молотов рассказал о том, что записали беседу Литвинова с американским корреспондентом, и Литвинов откровенно сказал: “С советскими руководителями у вас ничего не выйдет, они на таких позициях стоят, что не могут с вами договориться о чем-то серьезном”.
