Автор разговаривал с его родителями — Михаилом Максимовичем и Флорой Павловной. Михаил Литвинов по профессии авиационный инженер. Флора Литвинова — физиолог, последние двадцать лет проработала в Кардиоцентре. Спросил, сожалел ли их сын потом об участии в демонстрации, которая переломила его жизнь?
— Нет, — ответили его родители. — Никогда.
— А остановить его вы не пытались?
— У нас в семье не принято друг на друга давить. Мы всегда уважали чужое мнение. Мы страшно боялись за сына, но нам и в голову не приходило, что мы можем на него повлиять.
В этой семье ничего не боялись и ничего не просили. При таком воспитании Павел Литвинов вырос без страха перед КГБ.
— Почему Павел Литвинов уехал из страны?
— Его, собственно, выпихнули. Он уезжать не хотел. После ссылки он вернулся, пытался преподавать. Его долго не прописывали. И КГБ не нравилось, что он встречается с академиком Сахаровым. Он как раз шел на встречу с Андреем Дмитриевичем Сахаровым, его задержали и сказали, что у него есть два пути: на Восток и на Запад. Он сказал, что на Востоке он уже был, а на Запад его никто не приглашал. Так ему немедленно организовали приглашение в Израиль и выставили из страны. Он поехал в Соединенные Штаты, преподавал в школе математику и физику.
— А почему вы не уехали?
— Нам очень понравилась Америка. Особенно в первый раз. Но уезжать не хотим.
В Праге помнят Литвиновых. И наркома иностранных дел Максима Литвинова, пытавшегося защитить страну от фашизма. И скромного преподавателя Павла Литвинова, который не мог, конечно, защитить Чехословакию от вторжения иностранных армий, но сделал все, чтобы спасти честь своей страны.
Вячеслав Михайлович Молотов. «Не всем же быть гениями»
А ведь был момент, когда Молотов при желании мог бы возглавить страну. Микоян вспоминает, что в один из последних дней июня 1941 года члены политбюро собрались у Молотова. Пришли: Маленков, Берия, Ворошилов, Микоян, Вознесенский. Все были в подавленном состоянии: немцы наступали, а Красная армия не могла их остановить.
Берия предложил создать Государственный комитет обороны (ГКО) и передать этому органу все права ЦК партии, правительства и Верховного Совета. Все согласились. Во главе ГКО решили поставить Сталина. Возникла идея — тут же к нему поехать на ближнюю дачу в Волынском. Но Молотов вдруг заговорил о том, что Сталин в последние два дня находится в прострации: ничем не интересуется, не проявляет никакой инициативы — словом, в плохом состоянии.
Неожиданно Вознесенский сказал:
— Вячеслав, иди вперед, мы пойдем за тобой.
Все поняли это в том смысле, что если Сталин не способен руководить страной в критический момент, то государство должен возглавить Молотов — в глазах всего народа он второй человек в стране.
Поехали к Сталину. Он сидел в кресле в столовой. Увидев членов политбюро, он как бы вжался в кресло и спросил:
— Зачем приехали?
«Вид у него был настороженный, какой-то странный. Не менее странным был и заданный им вопрос, — писал Микоян. — Ведь, по сути дела, он сам должен был нас созвать. У меня не было сомнений: он решил, что мы приехали его арестовать».
Молотов сказал, что необходимо сконцентрировать власть в одних руках и создать для этого Государственный комитет обороны.
— Кто во главе? — выдавил из себя Сталин.
— Сталин, — хором сказали все.
— Хорошо, — только и сказал Сталин.
Этот эпизод врезался в память всем, кто ездил тогда к Сталину.
Арестованный в июне 1953 года Берия написал из бункера, где его держали, записку товарищам по президиуму ЦК. Обращаясь к Молотову, он напомнил: «Вы прекрасно помните, когда в начале войны было очень плохо и после нашего разговора с т-щем Сталиным у него на ближней даче Вы поставили вопрос ребром у Вас в кабинете в Совмине, что надо спасать положение, надо немедленно организовать центр, который поведет оборону нашей страны, я Вас тогда целиком поддержал и предложил Вам немедля вызвать на совещание т-ща Маленкова, а спустя небольшой промежуток времени подошли и другие члены политбюро, находившиеся в Москве. После этого совещания мы все поехали к т-щу Сталину и убедили его о немедленной организации Комитета обороны страны со всеми правами».
Может быть, в тот день Молотов и упустил свой шанс. Через четверть века он попытается стать первым человеком в стране, но будет поздно.
«Тебе морду горчицей мазали»
Вячеслав Михайлович Скрябин родился в феврале 1890 года в деревне Кукарки Вятской губернии Нолинского уезда. Из этой же деревни родом отец Алексея Ивановича Рыкова, предшественника Молотова на посту председателя Совета народных комиссаров. Мало того что Рыков и Молотов из одних мест, они оба были еще и заиками.
Отец будущего члена политбюро служил приказчиком, мать происходила из богатой купеческой семьи. У них родились десять детей, трое умерли в раннем детстве, остались шесть братьев и сестра. Внимания к родне потом Вячеслав Михайлович никогда не проявлял. Те пытались дать о себе знать большому человеку, в секретариате неизменно отвечали: «Занят».
Помимо В.М. Молотова, в семье появился еще один известный человек: народный артист СССР и Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков, племянник Вячеслава Михайловича.
Правда, еще одна загадочная личность: попав к немцам в плен, также выдавала себя за племянника Молотова. Это — Василий Васильевич Кокорин, 1923 года рождения, уроженец деревни Молоки Куменского района Кировской области, русский, бывший член ВЛКСМ, из крестьян-бед-няков, бывший старшина 1-й маневренной воздушно-десантной бригады РККА
[3].
В его уголовном деле записано:
«Кокорин В.В. пленен в районе гор. Демянска Новгородской области. Находясь в плену, выдал себя за племянника заместителя председателя Совнаркома СССР товарища Молотова и после допроса немцами был переброшен из Демянского лагеря военнопленных в Берлин.
В июне 1944 года Кокорин был завербован немецким офицером СД для провокаторской работы среди заключенных концлагеря, о чем дал письменное обязательство».
Бригада была заброшена в немецкий тыл, боевую задачу выполнить не удалось, солдаты партизанили. Кокорин обморозил ноги и 1 апреля 1942 года сдался в плен. В лагере было настолько ужасно, что он заявил коменданту лагеря: его мать, Ольга Михайловна Скрябина, — сестра министра иностранных дел Молотова. На следующий день Кокорина отправили в Демянск, где с ним беседовали немецкие офицеры. Немцы ему поверили. Его положили в госпиталь и стали лечить обмороженные ноги.
О том, что в плен попал племянник Молотова, доложили высшему руководству Третьего рейха. 1 июля 1942 года в ставке Гитлера «Волчье логово» генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель упомянул, что к немцам попали не только сын Сталина, но и племянник Молотова, у которого были обморожены ноги, и его пришлось лечить.
